Сборник - Фантастика, 1975-1976

Он посмотрел в сторону, откуда они пришли. Бурая мгла переходила в черное небо, на котором мигали звезды. Нет, перевала не видно.

Он махнул рукой около уха - комар, что ли, пищит? Откуда?

Краснощеков внимательно посмотрел в сторону перевала и увидел зеленую проблескивающую точку. Самолет? Какой самолет…

Вот оно что… клотоида… ну-ну, уж все сразу…

Он следовал взглядом за голубыми витками спирали, колеблющейся и фосфоресцирующей, все дальше и дальше, все ближе, ближе к пульсирующей, проблескивающей зеленой точке, бесконечно близко, и все-таки так и не достигая ее! Ему хотелось кричать от отчаяния, его трясло, он задыхался…

– Ну, хорошо. Хорошо! Хорошо же!!!

Ревели гигантские трубы, распуская невероятно низкий звук, обволакивая им и пронизывая все вокруг…

На перевале было тихо. Светила луна. Краснощеков обернулся - нет, Эльбруса не видно, и флага. Краснощеков стоял в тени, падавшей от черной скалы. Из блиндажа доносилась немецкая речь.

Открылась дверь. По каменным ступенькам поднялся молодой солдат е котелком в руке, подошел к выступу скалы и опустил котелок на землю. Солдат был совсем рядом. Он достал из кармана складную спиртовку, согнул ее в двух местах, поставил на плоский камень. На полку спиртовки он положил несколько кусков сухого спирта, чиркнул зажигалкой, поджег спирт и осторожно поставил котелок на спиртовку.

Краснощеков очень хорошо рассмотрел лицо солдата, когда тот грел руки над пламенем.

“Должно быть, денщик, - подумал Краснощеков. Денщик, по-видимому, был даже моложе его. - И все же это “Эдельвейс”… Фашисты… А мы… И ничего нельзя сделать…” В то же мгновение он увидел круглые от ужаса глаза. Солдат схватил котелок, швырнул его что было сил в Краснощекова и бросился к блиндажу. Котелок очень больно ударил Краснощекова по выставленным вперед пальцам. Резко запахло свиной тушенкой.

– А-а-а-а! - кричал немец, с грохотом катясь по ступеням блиндажа.

Краснощекое мчался вниз, сшибая камни, срываясь, падая, раздирая одежду, царапая лицо и руки о смерзшийся снег. Зашипела ракета. Бегущая тень металась по синему снежному склону.

“Тиу-тиу-тиу-тиу”, - засвистело вокруг. И сразу же: “Бопбоп-боп-боп-боп”. По нему стреляли- из пулемета.

С размаху он влетел в глубокий рыхлый снег, упал, пополз, запрыгал, побежал по нему…

…Лагерь проснулся с первыми лучами солнца. Горы отбрасывали синие тени, и полет их в густом чистом воздухе отчетливо прослеживался до вершин. Внизу вдоль потока вилась тропа, с которой они сбились, а вдали, километрах в пяти, темнела и Зеленая поляна.

– Покончим жизнь альпинизмом! - бодро закричал Гаврилов, потирая руки.

– Это можно…

– Шапочку вязаную потерял.

– Сбегай и поищи…

– А все же неплохая была прогулочка!

Вано Дыдымов делал свирепое лицо, топорщил усы и, хватая то одного, то другого за руки, возбужденно рассказывал:

– Снегу, снегу-то сколько было! Ух ты! Если прямо встанешь - будет вот так. - Он резал ребром ладони по горлу. -Если чуть пригнешься - будет вот так, - чиркал на уровне глаз. - А если совсем пригнешься, то вот как! - И он яростно рассекал воздух рукой выше головы.

Лагерь быстро сворачивался.

– Что это с поэтом?

– Дрыхнет, мерзавец!

– Я слышал, он ночью выходил…

– На свежий воздух его. Проветриться!

Краснощекое крепко спал. Он лежал поверх спального мешка вниз лицом. Брюки и куртка были изодраны, руки в ссадинах и царапинах, на скуле синяк. Подошвы ботинок сорок пятого размера были совершенно гладкими, только на одном кривом гвозде чудом уцелел триконь. Рядом валялся помятый немецкий котелок.

– Хорошо, что он пулемет не прихватил, - сказал Гаврилов, - на память.

– Не трогайте его, - сказал Потемкин.

– Нас давно ждут!

– Вот и катись, а он пусть спит, - сказал Потемкин.

– Из одной команды, - сказал Гаврилов и подмигнул. Все засмеялись.

Потемкин стал раскладывать этюдники.

– Оставим поэтов на Олимпе!

– Пусть что-нибудь сочинят.

– Ну мы поехали, - сказал Гаврилов.

– Пока, - сказал Потемкин и грузно сел на свой стульчик.

Не дожидаясь, когда ребята соберутся и уйдут, он выдавил из тюбиков на палитру аккуратным рядком краски, прицепил масленку, налил в нее разбавителя и принялся писать широкой кистью, поглядывая на освещенные солнцем горы.

Дыдымов топтался около Потемкина, торопливо соображая, что бы такое выдать. Ага. Наклонившись к Потемкину и назойливо заглядывая ему в глаза, пропел громким, свистящим шепотом:

–Нуль - цена тому поэту, Кто пишет здесь, а не в газету!

Могучая длань описала плавную дугу и веско опустилась на холку Дыдымову, пригнув его к земле. Человечество так и не узнало, о чем там дальше поется, в этом шлягере.

– Ну-ну, Ваня, - добродушно сказал Потемкин, - дуй отсюда…

Дыдымов, обиженно оглядываясь, побежал догонять товарищей.

Когда Краснощекое проснулся, солнце стояло высоко над головой. Тело ломило, ладони нестерпимо жгло, как будто он целый день крутился в гимнастическом зале на перекладине.

Большой палец на руке посинел и распух.

Краснощекое вылез из палатки. На солнце на своем стульчике сидел Потемкин. Щеки у него были в мыльной пене.

На рюкзаке перед ним стоял немецкий котелок дном йверх. Поверх котелка - пустая коробка из-под сардин. Глядя в отогнутую крышку, Потемкин сбривал отросшую за две недели щетину.

– Привет, - сказал он и улыбнулся намыленным лицом. - У меня есть еще одно лезвие.

– Ушли? - спросил Краснощекое.

– Да. А я тут хорошо поработал.

Краснощекое посмотрел на расставленные вокруг этюды.

Ему нравилось, как пишет Потемкин. На одном из этюдов он увидел палатку, себя, спящего поверх спального мешка, и лысые подошвы горных ботинок. Он посмотрел на ноги, нагнулся аи и отломил торчащий в сторону шип. Сквозь дыру в штанине рассмотрел грязное колено. “Как молодой картофель”, - припомнил он и улыбнулся. Злополучный этюд. Сейчас Краснощеков рассматривал его без боязни. “Так, - бормотал он, - и это так. Удивительно”. Потом он задержал взгляд на котелке, потрогал распухший палец, постучал по котелку.

– Чего ты его притащил? - сказал Потемкин.

Краснощеков перевернул котелок и ногтем соскреб со стенок остатки тушенки.

– Не скажешь ли, Саня, который нынче год? - спросил он.

И Саня, не моргнув глазом, ответил.

Потемкин был замечательным другом.

НОЧАМИ ДОЛГО КУРЯТ АСТРОНОМЫ

Легкий хлопок, будто кто-то раздавил гриб-пылевик. Снег внезапно просел, зашипел, и Юрка Тропинин, взмахнув руками, с шумом рухнул вниз.

– Откуда здесь грибы! - выкрикнул Краснощеков то, что за мгновение до этого мелькнуло у него в голове. - Юрка!

Впереди на гладком снежном склоне зеленела ледниковая трещина.