Сборник - Фантастика, 1979 год

– Да, зажигалочка загляденьице, - говорил он, медленно жуя колбасу. - Чудная больно только. Семь кнопок на ней, для чего ж столько?

– Не семь, а восемь, - улыбнулся я. - Смотря кто прикуривает. Эта вот кнопка, желтая, для холостяков. Красная для женатых. Зеленая для разведенных. Серебристая для футбольных болельщиков. И так далее.

В улыбке рот его разошелся до самых ушей, отчего уши оттопырились еще больше, и тут он стал похож на летучую мышь.

– А ты шутник, дружище. Сразу видно, человек искусства, богема, так сказать. Курточка у тебя что надо, одних “молний” штук двадцать, не меньше. Небось где-нибудь за кордоном отхватил, а? - Он откинулся картинно на стуле, сощурился. - Хочешь, угадаю, чем промышляешь? Киношник… Не угадал?… Тогда телевизионщик… Опять промахнулся? Радиопостановочки варганишь. Снова нет? Значит, журналист. Пресса!

– Я занимаюсь изучением древних народов и рас. История, палеоэтнография, палеоконтакты. Если непонятно, поясню: проблемы взаимного общения в историческом аспекте, - сухо сказал я.

– Выходит, Крым для тебя сущий клад! - обрадовался он. - Тут недалеко, под Алуштой, нынче крепость сверхдревнюю раскопали. Представляешь, целехонькая вся, стены в вышину метров пять, дворцы, статуи, фрески - загляденьице!… Сам-то небось нездешний, а? Из Москвы? Из Киева? Из каких краев отдыхаешь?

– В командировке я здэсь. В археологической экспедиции. Сам же родом оттуда. - Я неопределенно махнул рукой в сторону буфета. - Из заполярных краев. К нам добираться довольно трудно.

– То-то, гляжу, бледный ты весь, ровно покойник, ха-ха. На Севере все такие, я знаю. Ну ничего, здешнее солнышко быстро тебя поджарит. Как на вертеле. - Он проглотил очередную рюмочку и сказал вкрадчиво, точно прислушивался сам к себе: - А я Жилевин. Представь себе, тот самый Илюша Жилевин. Так что тебе, ученый жук, повезло.

– Довольно редкая фамилия, - сказал я как можно более учтиво.

Он весь буквально закипел от возмущения.

– И ты хочешь сказать, что не знаешь ничего об Илюше Жилевине? И после этого называешься культурным человеком? Ты и о Мише Барковском, может, слыхом не слыхивал, а?

– Фамилия Барковский встречается чаще, особенно на Украине, - сказал я.

Он закрыл свои жгучие глаза, охватил голову ручонками и закачался из стороны в сторону.

– Этот гражданин - чокнутый. И зачем таких берут в науку? Он сидит в ресторане весь бледный, как покойник, пьет лимонад и не знает лучших людей в обществе. Но я помогу этому психованному выздороветь. - Он перестал раскачиваться, раскрыл глаза. - Миша Барковский - режиссер “Десанта на Сатурн”. Всемирно известного фильма. Того самого, который получил тринадцать “Оскаров”. Только не говори мне, будто ты не знаешь ничего насчет “Оскаров”, а то я умру от смеха.

– Не умрешь, - сказал я и после некоторого молчания добавил: - Я последние пять лет был в экспедиции, городище древнее откапывали на Севере, поэтому не знаю многих новостей. Что касается имени Оскар, то оно встречается довольно…

– Довольно! Довольно! - перебил он меня умоляющим движением руки. - Всякий ребенок знает: “Оскар” - это же премия, притом знаменитая на весь белый свет. В Голливуде ежегодно “Оскаров” дают самым наилучшим киношникам. Феллини получил, Антониони, Бергман, Лиза Минелли, Пол Скофильд. А Бюнюэль, промежду прочим, сразу четыре “Оскара” взял: два за “Гаргантюа”, а два за “Пантагрюэля”. Исключительно ему Рабле удалось отобразить. Так вот. “Десант на Сатурн” забрал все “Оскары” на три года вперед - тринадцать золотых статуэток привез Миша Барковский, смекнул? Чертова дюжина. Весь мир до сих пор балдеет, хотя уж времени сколько пролетело. - Он привстал, перегнулся ко мне через стол и понизил голос до шепота: - А на самом деле все премии нужно было б вручить - отгадай кому? До старости не угадаешь. Мне! Илюше Жилевину, провались я в тартарары, коли вру. Давай пропустим по маленькой, а? Я еще закажу бутылочку, будь другом, за компанию, как говорится.

И вторая запотевшая посудина моментально украсила наш диковинной овальной формы стол, чем-то смахивающий на орбиту планеты с двумя солнцами.

– Жаль, не пьешь ты, бедолага, - горевал умиленно Жилевин. - Хотя я тебя понимаю, свои слабинки у каждого. Я, честно говоря, лишь в последнее время начал зашибать по-крупному, особенно всю эту неделю, ну, после разговора с Барковским. Нескладный вышел разговорчик с этим сукиным сыном.

– А что за разговорчик вышел? - вяло поинтересовался я.

– Сложная история. Ну да уж коли на то пошло, выложу тебе все по порядку. Чем-то ты мне симпатичен, хотя и не употребляешь. Только вот подсяду к тебе поближе, не возражаешь? Как говорится, и стены имеют ущки. Поведаю все как на духу. Душа жаждет выговориться, может, и полегчает потом. Так вот. Я с детства наделен талантом к иностранным языкам. По всем остальным предметам с троек на четверки перебивался, а как дойдет до английского или французского, учителя на меня не могли нарадоваться. Прирожденный полиглот, можешь не сомневаться. К десяти годам я одолел легко шесть языков, перед институтом знал уже около тридцати, не меньше. На руках меня все носили, перед симпозиумами международными как диковинку выставляли, А мне что? Мне язык выучить - раз плюнуть. Услышу пять-шесть фраз на любом наречии, и тут же у меня в голове, вот здесь, гляди,.где шишка выступает, начинается слабое потрескивание, будто компьютер работает. Щелк, щелк - и уже усек новый язык, основу, конечно, а уж тонкости дело наживное… Ты, конечно” думаешь, заливает тебе Илюша, байки рассказывает. По глазам вижу, не веришь. А ты проверь меня. Проверь! Раз допотопными народами и расами заведуешь, стало быть, хоть один язык древний разумеешь. Вот и скажи слов двадцатьтридцать на пробу, мы ж ничего не теряем.

Я улыбнулся и начал читать на эпическом санскрите любимый отрывок из “Махабхараты”:

…Ночь наступает.

Завтра тебе расскажу я все по порядку, царевич.

Мир тебе, бодро вставай, вспомни родителей, верный,

Ночь наступила, и скрылся Владыка света.

Вылазит ночная нежить, страшная чарами злыми,

Слышно шуршание листьев, звери в лесу шевелятся.

Завыли на юго-запад ужасные злые шакалы.

Они своим воем тяжко мне сердце тревожат…”

Я прочитал главу из “Супружеской верности” до конца и посмотрел на Жилевина испытующе. Он сидел с полузакрытыми глазами, будто задремал. А когда ответил, я, признаться, поразился.

– Этот язык я не знал. Он есть глубокая древность, - отвечал он тоже на санскрите, притом, и это главное, на санскрите эпическом! Он делал ошибки в произношении, он не совсем правильно настроил фразу, но чудо свершилось: он говорил на языке, который мало кто знает из людей планеты Земля.