Сборник - Фантастика, 1984 год

Он принес отцу для ознакомления статьи о своем изобретении. К сожалению, за давностью лет я уже не помню подробностей. Знаю только, что он вырезал на пластинках знаки различной формы: кружки, квадраты, треугольники, точки, тире, которые соответствовали определенным звукам. Каким должен был быть проигрыватель, на котором можно было бы прослушать эти пластинки, и какое они имели преимущество перед обыкновенными, я тоже не помню. Отец очень заинтересовался этим изобретением и попросил изобретателя оставить ему на время для ознакомления материал. И сказал: “Возможно, я введу его в какое-нибудь произведение. А я дам вам почитать что-нибудь из своих произведений”. Вдруг его жена заявила: “Бывают такие, знакомятся с чужой работой, а потом выдают за свое”. Всем стало неловко. Изобретатель даже не нашел, что сказать на это. Отец все-таки предложил ему прочесть только что вышедший роман.

Каждой вышедшей книги издательство выдавало автору 15 авторских экземпляров; первый экземпляр получала мама, как всегда, с автографом. Второй экземпляр был неприкосновенным. На нем отец писал: “Автору от автора”. Третий предназначался читателям. Остальные книги раздавались друзьям и знакомым.

На Петроградской стороне мы прожили с 1935 года по 1938-й. За эти годы мы пережили много неприятных минут изза нашей соседки. Как мама ни старалась наладить добрые соседские отношения, ничего не получалось. Летом 1938 года мы обменялись на Пушкин. У нас был тройной обмен, благодаря которому удалось выменять отдельную квартиру. Мы поселились на улице 1 Мая, в доме 21, во дворе кинотеатра “Авангард”. Квартира состояла из пяти небольших комнат и вместительной кухни. Самая большая проходная комната была 14 метров. Отец жил в девятиметровой. В самой маленькой, четырехметровой комнате помещалась библиотека. Все ее стены были закрыты стеллажами. Много книг находилось и в комнате отца. В основном это были словари и энциклопедия Брокгауза в 86 томах, в зеленых кожаных переплетах с золотым тиснением. И вся Советская в синих кожаных переплетах с серебром.

Писал отец очень много. В голове у него всегда было столько идей, что если бы он мог, как герой его рассказов, доктор Вагнер, не спать, он бы, наверное, писал и по ночам. Творческих мук, по всей вероятности, он не испытывал и к тем, кто вымучивает каждую строчку, относился с сожалением и юмором. Помню, отец рассказывал, как однажды, пребывая в Доме творчества в городе Пушкине, придя вечером в номер, услышал, как кто-то за стеной ходит взад и вперед. Постоит и опять ходит. И будто стонет или тяжко вздыхает. Отец решил, что у соседа болят зубы, и посочувствовал ему, так как и сам нередко страдал от зубной боли. На второй и на третий день повторилось то же самое. “И что он не вырвет его?” - подумал отец с удивлением. Не помню, на который день отец не выдержал и решил справиться о своем соседе у горничной. Она ответила с почтением в голосе:

– Писатель он. Сочиняет.

Окончив рассказ, отец заметил:

– А сочинять-то, оказывается, трудно!

В детстве я не задумывалась о том, как отец пишет. И только став взрослой, поняла и оценила его труд. Из своих наблюдений я сделала вывод, что (больные мужчины гораздо нетерпеливее женщин. Стоит им заболеть ангиной или воспалением легких, как они чувствуют себя самыми несчастными. А у моего отца был костный туберкулез позвоночника, и он был годами прикован к постели. Месяцами видел перед собой только стены своей комнаты! От одного этого можно было впасть в уныние.

Как-то я смотрела киножурнал об одном научном эксперименте. К сожалению, я не помню ни автора, ни названия фильма, ни фамилии врача-экспериментатора. Осталось в памяти только, как ради эксперимента здоровый человек, врач, уложил себя на месяц в постель. Сперва он активно работал, читал научные труды. Через какое-то время он стал рассеян. Быстро утомлялся. Стал проводить время за чтением художественной литературы. Еще через некоторое время серьезные книги стали его утомлять, и он перешел на детективы, но и они утомляли его. Я смотрела этот фильм и невольно вспоминала отца.

И мне было непонятно, как он, лежа годами без движений, мог сохранить внутреннюю энергию, живость, интерес ко всему окружающему, работоспособность. Писал он ежедневно по нескольку часов в день. И только когда умудрялся простыть и схватить насморк, он давал себе выходной, заявляя при этом: “больной заболел”.

Лежа в постели, он руководил моими играми, придумывал всякие забавы. А в то время, когда он мог подниматься, фантазия его была неиссякаема. Помню, однажды летом, жили мы тогда в Детском Селе на улице Жуковского, отец предложил мне пускать мыльные пузыри. Соломинок у нас не было, но отец очень ловко скрутил бумажные трубочки, разрезал их с одной стороны и загнул концами наружу. Открыв окно, мы уселись на подоконник. Я так усердно выдувала пузыри, что не заметила, чем занят отец. Вдруг мимо меня пролетел какойто странный матовый шар. Потом еще и еще. Ребята, гулявшие во дворе, тоже заметили эти шары и побежали их ловить. Один мальчик протянул руку, пузырь коснулся его ладони, лопнул, и из него пошел дым. Мальчик даже вскрикнул от неожиданности. Оказалось, что отец пускал в пузыри дым от папиросы.

А то сказки своего сочинения начнет рассказывать. Вернее, даже не сказки, а одну бесконечную сказку вроде “Тысячи и одной ночи”. И рассказывал он мне ее каждый вечер перед сном, в течение всей зимы.

Была такая сказка “Огниво”. Так вот отец рассказывал мне ее, а потом, когда она кончилась, стал выдумывать новые приключения про солдата, которого стал называть Солдат Яшка Медная Пряжка. Много разных сказок прочла я в детстве, и русских, и других народов, но таких смешных чудес, как в папиной сказке, нигде не читала. Ну где можно прочитать про черта и чертиков, Которые дружили бы с людьми? И о Бабе Яге, которая от старости разучилась колдовать и у нее все получалось наоборот? Смешная была сказка и удивительная. Чтобы ее не забыть, я ее записала, и, быть может, дети когда-нибудь прочтут ее.

Как-то в папиной комнате завелся мышонок, о чем папа и сообщил мне. OН рассказал, что видел, как мышонок выходил на середину комнаты, поводил усами, нюхая воздух. Садился на задние лапки и начинал приводить себя в порядок. Узнав о мышонке, бабушка хотела сейчас же поставить мышеловку, но мы с папой уговорили ее не делать этого. Папа предложил мне принести маленькое блюдечко с молоком и кусочки булки, которые я разложила у стенки, и, затаив дыхание, мы принялись ждать появления мышонка. Не помню, сколько раз я так высиживала, но наконец мое терпение было вознаграждено, и я увидела, как мышонок выбирался из норы, как принялся за угощение.

В тридцатые годы папа приобрел первый четырехламповый приемник. Для него это было большой радостью, так как отец был полностью отрезан от мира. Правда, он получал много газет и журналов, но разве это может сравниться с живым человеческим голосом. С возможностью при повороте тумблера перенестись в “неведомые” страны. Это доставляло отцу огромное удовольствие, а маму частенько выводило из себя, так как его блуждание в эфире наполняло всю квартиру свистом, треском и грохотом. Иногда раздавались обрывки музыки, незнакомая речь, после чего снова свист и звуковой глушитель: папа-па… Уже тогда отец мечтал о телевизоре, но не о таком, какие сейчас стоят в каждой квартире, а об аппарате, который можно было бы настроить на любое расстояние и увидеть любой уголок земли. Именно это желание он воплотил в романе “Чудесный глаз”. К сожалению, рукопись на русском языке бесследно исчезла. Осталась только книга, переведенная на украинский язык, изданная в Киеве, которую я впоследствии снова перевела на русский.