Сборник - Фантастика, 2004 год

Умные и мастеровитые - строители железных машин, покорители атомного ядра, прирожденные инженеры и техники!

Сильные и здоровые - их не пугает радиация, они здоровы духом и телом!

Щедрые и быстро развивающиеся - оставляющие ржаветь старые механизмы, не привыкшие экономить и постоянно создающие новое!

– Братья по разуму, - прошептал Максим. - Старшие братья!

За спиной кашлянули. Это не было вежливое покашливание деликатного интеллигента, пытающегося обратить на себя внимание. Это был настоящий, грудной, родившейся у самой диафрагмы и долго рвавшийся наружу кашель, и деликатности в нем было не больше, чем в шумно выпущенных кишечных газах.

Максим обернулся к прибрежным кустам.

Там, расставив крепкие короткие ноги, стоял весь заросший рыжим волосом коренастый человек в безобразном клетчатом комбинезоне. Сквозь буйные рыжие заросли смотрели на Максима буравящие голубые глазки, очень пристальные, пристальные и острые, будто резцы штробильного аппарата. Сразу стало ясно, что этот рыжий молодчик не впервые видит пришельцев из другого мира и привык обходиться с ними быстро, круто и решительно.

А ресурсы братья по разуму и впрямь не экономили! Материи на одежду рыжего ушло столько, что хватило бы обеспечить трусами десяток пилотов Группы Свободного Поиска. Максиму стало неловко и немного стыдно.

– Да! - сказал Максим, энергично кивая. - Сильвия! Космос! Максим! Меня зовут Максим!

Брат по разуму на миг задумался, а потом перехватил поудобнее странный железный аппарат, висевший у него на груди. Выхлопное орудие этого аппарата уставилось Максиму в грудь…

Глебыч в этот вечер поддал крепенько. Не до полного свинства, как иногда, увы, случается и с самыми достойными людьми - только до блаженной улыбки, восхитительно нетвердой походки и того неповторимого состояния души, когда любишь весь этот скотский мир, невзирая на всю его неоспоримую скотскость. В метро Глебыча пустили в общем то без эксцессов, хотя бабуля на входе глянула с укоризной, а молоденький милиционер с некоторым сомнением в голосе и позе осведомился:

– Куда ехать то помнишь, гуляка?

– Обжаешь, слживый! - максимально бодро ответил Глебыч, глотая половину гласных. Хотел было рукой махнуть, бесшабашно эдак, но вовремя спохватился: не хватало еще потерять равновесие и растянуться на выложенном плиткой полу, между турникетами и милицейскими ботинками. - Измйлвский Прк, дже бз прсадок! Пследний вгон, чтоб к выхду пближе!

– Ну ну… - пробурчал милиционер без энтузиазма. - Ладно, ступай… Не усни только. Если доедешь до Щелчка - оттуда уже не отпустят.

Глебыч благоразумно смолчал и осторожно зашагал к эскалатору по довольно замысловатой синусоиде, но в общем и целом уверенно.

Садился он на «Арбатской», так что ехать действительно предстояло без пересадок, что в его положении являлось безусловным плюсом. К тому же было уже сильно за полночь и на переход легко можно было и не успеть.

Учитывая возвышенное состояние.

Поезд пришел очень удачно - буквально через минуту после того, как Глебыч плюхнулся на ближнюю к концу платформы скамейку. Благополучно погрузившись в последний вагон, Глебыч подумал: «Эх, чего бы в Москве без метро народ делал? До утра добирался бы, ей ей…»

Поезд тронулся. Под мерное покачивание Глебыч не боялся уснуть: покачивание вагона убаюкивало, но почему то никогда не усыпляло, не то что качка на воде. На какой нибудь лодчонке или теплоходе Глебыч мог отключиться в пять минут, но в метро - никогда. Проверено годами.

Примерно посередке перегона «Площадь Революции» - «Курская» поезд почему то пошел тише, а потом и вовсе остановился.

«Во! - Глебыч порадовался собственной мудрости, когда не поленился дойти до «Арбатской». - Точно на переход не успел бы!»

Тот факт, что в противном случае пришлось бы ехать по другой ветке, где поезд совсем не обязательно стоял бы какое то время в тоннеле, от внимания цинично ускользнул.

Стояли долго, несколько минут. А потом во всех вагонах неожиданно погасли лампы, только жиденький свет аварийного осветителя где то позади на стене тоннеля позволял видеть хоть что нибудь. Особенно после того, как глаза привыкли к темноте.

Кроме Глебыча в вагоне ехали только двое парней с пивом и среднего возраста военный, читавший газету в противоположном от Глебыча углу.

Без света ему, понятно, стало не до чтения - было слышно, как он нервно шелестит своим «Спорт экспрессом».

Глебыч, по прежнему совершенно не расстроенный задержкой, обернулся и поглядел наружу, в неверную тьму. На миг ему показалось, что тьма за стеклом стала чуток плотнее, нежели в вагоне.

А потом…

Тьма словно на самом деле сгустилась за окном, совсем рядом, и внезапно рывком перескочила из тоннеля в вагон, окутав Глебыча, поглотив его. Стало трудно дышать.

Очнулся Глебыч только на «Электрозаводской». Военного с газетой в вагоне уже не было; двое парней как ни в чем не бывало дули свое пиво; добавился мрачный тип, похожий на скорого кандидата в бомжи, но пока еще не докатившийся до соответствующего состояния одежды и внешности. В ушах эхом отдавался голос дикторши: «Осторожно, двери закрываются, следующая станция - «Семеновская».

Глебыч потряс головой. В голове было гулко и пусто. Неужели все таки уснул? Быть не может!

Секундой позже Глебыч сообразил, что хмель из его организма непостижимым образом улетучился, и нынче он трезв до сквозняка из уха в ухо.

На «Измайловском парке» он совершенно твердой походкой покинул вагон и в состоянии легкой ошарашенности поднялся по лестнице. Вышел из вестибюля под открытое небо, поглядел на тусклые фонарики звезд, вдохнул ночного воздуха.

«Чудеса! - подумал Глебыч малость растерянно. - Протрезвел!»

Уже дома, минут через пятнадцать он обнаружил в кармане куртки прямоугольничек плотной бумаги, которого еще на «Арбатской» там не было.

Визитная карточка. Плотная, черная, глянцевая. С золотистыми надписями: по центру - «Гений Подземки»; ниже - «Москва», еще ниже, мелким шрифтом - «Арбатско Покровская линия».

И все. Ни адресов, ни телефонов.

– Чертовщина какая то! - пробормотал Глебыч уже вслух и задумчиво опустился на обувную тумбу.

Визитка осталась на ней же до утра.

Уснул Глебыч почти сразу, едва разделся и повалился на широкий раскладной диван.

О визитке он вспомнил, только когда обувал утром любимые туфли «вездеходы». Черный прямоугольничек мирно соседствовал на тумбе рядом с совочком для обуви, в свое время позаимствованным из гостиницы «Нарва» в Белозерске. Визитку, Глебыч не тронул, так и ушел, оставив ее на прежнем месте.