Олег Никитин - Одноклеточный

— Она его быстро вырубила.

— Надо же! Родственную душу в тебе увидала, что ли?.. — Давид уселся на верстак и покачал ногой. Что-то его тревожило. — А вообще Торико терпимая, с другой бы трудно было прожить. Есть у нее, конечно, разные глупости в башке типа астронавта… — непонятно высказался он. — Я вот, когда самим собой стать решил, то есть нагвалем, приготовился непонимание встретить. А она приняла моё учение и не спорит. Можно сказать, она меня в этом мире поддерживает, не даёт о своём предназначении забыть.

— Как жена то есть?

— Нет, не так. Понимаешь, все люди, которых ты встречаешь каждый день, отдают тебе толику своей энергии, чтобы ты просто жил. А ты с благодарностью прикидываешься приличным гражданином, членом общества. Ты показываешь, что один из стаи! Но я решил стать самим собой, не похожим ни на кого. Я стал чужим для всех непосвящённых.

— Но ты же работаешь, — не понял я. — Спишь и ешь, как все. И женщина вон у тебя тоже есть.

— Всё это маска. Я всего лишь делаю вид, что один из вас, на самом деле я другой, потому что всегда могу отказаться от обыденного.

Давид внезапно соскочил с верстака, схватил пробегавшего робокока и стал кататься по бетонному полу. При этом он вскрикивал и плевался, будто сломанный поливальный автомат на газоне. К счастью, робокок не пострадал и тотчас убежал вон, когда Давид его выпустил.

— Понял? Вот в чём я отличаюсь от тебя и всех остальных.

Я потрогал пол носком бота и согласился с ним. В самом деле, барахтаться на бетоне в обнимку с роботом совершенно не хотелось.

— Так и наш Генки — занимается чем хочет, — сказал Давид. Он опять взгромоздился на рабочий стол, к вороху маслянистых деталей. — Как ты думаешь, он разумный или такой же, как его макака?

— Шимпанзе…

— Какая разница, такая же мутантка. Скажем, если у него детёныша отнять, он будет мстить или нет?

— По-моему, он должен затаить злобу и потом оторвать голову врагу. Или прыгать и орать за решеткой, когда добраться до него не выходит. У Генки иногда бывает такой вид, как будто он нас всех убить хочет. А на младенца он с любовью глядит. Рожа улыбчивая становится. Помнишь, когда журналисты его снимали, так он чуть камеры им не погрыз.

— Ну-ну… — пробормотал Давид и задумался. Потом спрыгнул и спросил: — Ты как, с тренажёром-то занимаешься? Он у тебя с собой?

Я показал цилиндр — он лёгкий, мне не трудно его под рубахой таскать. Только успехами похвалиться я пока не мог, потому что передвигать бритву у меня не получалось. Но Давид всё равно ободрил меня и ушёл на свой участок.

Робокок, которого он тискал, пострадал только психически, да и то не слишком сильно. На покатушки меня сегодня не позвали, никто не позвонил… Вот я и отправился вечером не на стоянку, а к Урсуле, как и собирался. Не знаю, что бы я выбрал, если бы меня Аоки пригласила. На входе в администрацию я прошёл контроль ладонного чипа и покрасовался перед термокамерой, чтобы робарт меня дальше пропустил.

Там я попал под воротца голосканера — он просветил одежду насквозь, а робарт прикинул, нет ли у меня чего опасного. Естественно, никакого оружия у меня не было. В конце проверки пришлось сказать «Охаё годзаймасу!» для полной картины. Сработало приглашение Урсулы, и я смог к ней на второй этаж подняться, в административный сектор. Простым людям сюда ход заказан. И я бы сроду не попал, если бы не Урсула. Да я и не хотел бы тут работать, потому что приходится особый ошейник надевать — он за своим человеком следит, о его самочувствии докладывает. Записывает время отдыха и прочие перерывы. На косяк или кофе, например. Урсула могла бы и не носить, у неё ведь грант от университета, а не ставка зоопарковская. Но она не хочет отрываться от коллектива. И её учёное начальство могло бы косо на это посмотреть.

Я прошёл мимо робота-уборщика и двери с табличкой «Хигути Итиё» — там наш директор сидит. Но сейчас его уже не было. Урсула рассказывала, что у дира комплекс Лолиты. У него полсмарта хентайными манга забито, ей секретарша босса поведала, молодая девчонка. Вообще в офисе у нас сидят странные люди. Чтобы не светиться на ошейниках, они общаются через смарт, сэмэсками. Всякие глупости говорят, типа «Какое сегодня число?». Будто у них с памятью проблемы, как у меня.

— Хисасибури нэ? — окликнула меня Марина, секретарша дира. Формы у неё что надо. Не зря, видать, её наш лоликон-директор приглядел. Из её кабинетика несло запахом мяты и ландыша, а панорамный монитор слева от неё показывал какой-то отчёт во все свои два диагональных метра. — Заходи, потреплемся!

— Охаё, — махнул я рукой. — Потом. Меня Урсула ждёт.

Я прошёл ещё дальше и толкнулся в лабораторию. Урсула продувала кабинет с помощью кондишена, но тут все ещё воняло лимонным сорго. Это она мне так сказала, когда я к ней впервые попал. Но пусть лучше сорго, чем вонь из разных колб и приборов, тут я с диром Итиё согласен. Большую часть лаборатории занимал морозильник с ген-пробами и прочей химией, иногда опасной. Я тут вообще ничего стараюсь не трогать без команды, а то ещё вирус подцепишь смертельный.

И ещё у неё настоящий стационарный комп, в сто раз мощнее обычного смарта. Биометрия на нём по полной программе стоит, кто попало в данные не влезет. Когда я вошёл, на мониторе красовался какой-то головастик, а Урсула, держа на коленке бумель, приписывала к головастику всякие обозначения. Видать, иллюстрацию для диссера лепила.

— Садись, — сказала она. — Это бластоцит. Эмбрион такой.

— Страшный… Меня тоже срисовывать станешь?

— Ещё чего. Клинический протокол составим. У меня экспертная система продвинутая, должна справиться. Нечёткая логика и всё такое.

— И что с ним делать, таким эмбрионом? — Я кивнул на головастика.

— Стволовые клетки можно выделить, а из них уже все остальные получить. В том числе нервные, которыми постепенно заменить повреждённые, даже в мозгах.

— Чем повреждённые? — испугался я.

— Ну… Мало ли. Ультразвуком, например, есть такое оружие у полиции.

— Ты собираешься заталкивать клетки мне в голову? — насупился я.

— Не преувеличивай, — засмеялась она. — Идею ты правильно уловил, но реализация у неё не такая страшная… Знаешь, как мне стволовые клетки в детстве помогли? Я ведь с анемией Фанкони родилась, костный мозг у меня совсем не мог вырабатываться. Представляешь, прожила бы с чёрным паспортом восемь лет и копыта отбросила. Зачем, чего ради так мучиться? Хорошо, что мне с предками повезло, у них деньги на замороженного эмбриона и операцию нашлись, и страховки ещё немного было. Короче, взяли клетки и мне впрыснули, чтобы анемию вылечить.

— Ну и как?

— Живая, как видишь! Через полгода Фанкони как не бывало. Ген-терапия — великая штука. Даже воспаления лечит. Язвенный колит, волчанку, псориаз, сахарный диабет, спондилит, синдром Рейтера… Кучу всего.