Михаил Харитонов - Дивен Стринг. Атомные ангелы

— Рад познакомиться, коллега, — слегка поклонился доктор, не предлагая, однако, руки. — Насколько я понимаю, у вас в сумке лежит почти собранный ядерный заряд. Остался последний сегмент, не так ли?

Маньяк кивнул.

— Вот он, — доктор Джихад изящным жестом фокусника извлёк откуда-то свинцовую коробочку. — Монтажные инструменты со мной, — он хлопнул по саквояжу, — Приступим. Вы не забыли топор?

Люси Уисли думала о том, что одиночество — ещё не худшее из лекарств, которыми нас пичкает жизнь.

Гораздо хуже были наручники, стискивающие её тонкие, изящные запястья, и двое толстых полицейских по бокам. Ещё хуже была полицейская машина для перевозки подозреваемых — в которой она впервые в жизни сидела не за рулём и не рядом с водителем. Она была всего лишь грузом, охраняемым грузом.

Машина стояла в пробке. С улицы воняло выхлопными газами и горячими булочками. Принюхавшись, можно было учуять ароматы жареной курицы и соуса "Тысяча островов".

— Я голодна, и мне нужно в туалет, — сказала Люси, чтобы хоть что-то сказать.

Один из охранников ничего не услышал. Второй поправил звуковой аппарат в ухе, извлёк из широченного кармана огромный чёрный сотовый телефон, набрал номер и закричал в трубку:

— Шеф! Гы! У нас того!

Люси поморщилась — похоже, охранник был альтернативнослышащим. В прошлом году в рамках федеральной компании по трудоустройству альтернативно одарённых её участок взял нескольких сотрудников с особенностями слуха и интеллекта. Второе не особенно мешало службе, а вот первое создавало известные проблемы.

Из трубки — звук был выставлен на максимальную громкость — послышался рык Буллшитмана:

— Что стряслось, ребята?

— Она… эта… чё-та… — замямлил полицейский.

— Я хочу писать, — громко и отчётливо сказала Люси. — Мне нужно в сортир.

Это было не совсем правда, но Уисли вдруг захотелось настоять на своём хотя бы в этой мелочи. Ей внезапно стало наплевать на ответственность, а доверия к системе она перестала чувствовать, когда Иеремия защёлкнул на её запястьях наручники.

— Тир? Стрелять? — не понял полицейский. Он был вообще-то неплохим парнем, но, к сожалению, альтернативно воспринимал речь. Длинные слова не укладывались у него в голове — поэтому, слыша окончание слова, он часто успевал забыть начало.

— Я хочу пи-пи, — раздельно, по слогам проговорила Люси и повторила ещё дважды.

— Шеф, гы, она хочет пи-пи! — радостно заорал полицейский, охваченный восторгом неожиданного понимания. — Пи-пи! Пи-пи! Пи-пи! — заладил он, повторяя забавное словцо.

— Гррррм… — в голосе шефа послышалось нечто вроде смущения. — У вас есть переносной биотуалет. Откройте его и отвернитесь. Если она не осуществит своего права, у неё будут проблемы.

Тень улыбки пробежала по бледному лицу Люси Уисли. Два года назад состоялось очередное дело против полиции штата — некий наркоторговец подал иск против действий полиции, которая задержала его в момент отправления естественных надобностей. У него случился спазм мочеиспускательного канала, что повлекло за собой кризис идентичности. Наркоторговец, разумеется, был афроамериканцем, так что казна штата похудела на изрядную сумму. С тех пор к таким требованиям стали относиться с особой щепетильностью.

Полицейский даже и не пытался понять такую сложную фразу, но даже и последнее слово оказалось ему не по силам.

— Э… Про чего мы? — начал он выяснять.

— Переносной туалет, — повторил шеф медленно и размеренно, как молитву. — Ту — а — лет.

— Ту а… ту а… сколько лет? — заулыбался полицейский.

— Дебилы… — даже Люси услышала это слово, и внутренне сжалась: на шефа время от времени нападали приступы нетолерантности к альтернативной одарённости сотрудников. Конечно, все это знали и относились к этому недостатку ответственно — но иногда старик Иеремия подставлялся.

Видимо, шеф и сам понял, что сболтнул лишнего.

— Хорошо, — отрывисто скомандовал он. — Остановите машину вблизи какого-нибудь общественного здания. И проведите её в туалет. Стоять! — рявкнул он.

— Сто чего делать? — опять не понял полицейский, на этот раз не врубившийся в конец слова — но второй, более сообразительный, успел достать свой слуховой аппарат.

— Стоять? Остановить машину? Да мы и так стоим! Тут пробка! — закричал он в трубку.

— Тогда выходите, — очень, очень сухо распорядился Буллшитман.

Уисли чуть приподнялась, чтобы посмотреть в зарешеченное окошко. Судя по всему, они были невдалеке от Центра современного искусства.

Дверь открылась. Охранник вылез и протянул руки, чтобы помочь выйти Уисли. Тут на его лице отобразилось нечто вроде неприятного удивления: его ударил по макушке кирпич — то есть дорожный знак "въезд запрещён", каким-то чудом сорвавшийся с кронштейна.

Женщина отшатнулась. Такое количество совпадений не могло быть случайностью. Какая-то неведомая злая сила всё время пыталась убить её, Уисли. И каждый удар мог стать роковым.

— Я не хочу писать, — сказала она. — Отправьте меня в тюрьму, пожалуйста.

— Начальник сказал — отвести, — не понял ушибленный охранник. — У меня приказ. Вылазь.

Делать было нечего. Напуганная Люси вылезла на улицу, с опаской поглядывая на враждебное небо.

— Дерьмо, — с чувством сказал охранник, ковыряясь в ухе длинным волосатым ногтем. — Ненавижу такие дни.

Гаечный ключ звякнул о титановую оболочку. В музейном шуме и грохоте никто не услышал этого звука.

— Уффф, — сказал Владимирильич, вытирая пот со лба тыльной стороной кисти. Ему пришлось потрудиться.

Сначала он при помощи топора и отборной русской брани отковал и обтесал последний кусок плутония. Вышло кривовато — виброваккумный пресс делал эту работу гораздо лучше, правда и времени на это уходило больше. Но результат был вполне удовлетворителен. В конце концов, все остальные сегменты были идеальны, так что небольшие погрешности не имели значения.

Потом настала очередь монтажа зарядного устройства в корпусе. Здесь пришлось потрудиться доктору Джихаду. Но потом началась возня с установкой, и тут стальные мышцы Лермонтова снова нашли применение. Особенно трудно было поднимать полуторатонный корпус бомбы, чтобы извлечь из-под него закатившийся десятицентовик. Лермонтов был аккуратным человеком и не хотел оставлять следов: на монетке могли сохраниться отпечатки пальцев. Разумеется, он понимал, что после взрыва бомбы и наступления безумной эры неограниченного насилия никто не будет расследовать это дело, к тому же сама монетка превратится в несколько квантов протонной протоплазмы. Но всё же не хотел лишних неприятностей на тот случай, если что-то пойдёт не так и бомба не взорвётся.