Диана Гебелдон - Лорд Джон и суккуб

Грей надеялся, что описание тела поможет ему как-то связать две смерти — но пока что Кёнига и Боджера объединяло лишь то, что оба они умерли при необъяснимых обстоятельствах.

Он поблагодарил Гукелей и собрался уйти, но тут сообразил, что фрау Гукель говорит что-то весьма интересное.

— …колдунью, чтобы бросила руны.

— Виноват, сударыня, не расслышал?

Она тяжко вздохнула, однако повторила все с самого начала.

— Герр Бломберг позовет колдунью, чтобы бросила руны, и тогда мы узнаем всю правду.

— Что-что? — недоверчиво прищурился сэр Питер. — Какие еще колдуньи?

— Колдунья, насколько я понял, будет только одна, сэр. — События в Гундвице, если верить фрау Гукель, развивались бурно. Слух о том, что покойная матушка герра Бломберга приютила в своем теле суккуба, гулял по всему городу, и маленький бургомистр из последних сил сопротивлялся общественному мнению.

Он, однако, был человек упорный и чтил память своей матери, а потому решительно отказывался выкопать гроб и отдать ее тело на поругание.

В отчаянии он принял решение во что бы то ни стало изобличить подлинного суккуба и узнать, где тот прячется. Для этого и приглашалась колдунья.

— А руны — это что? — спрашивал сэр Питер.

— Право, не знаю, сэр. Думаю, принадлежности для гадания.

— В самом деле? — Сэр Питер задумчиво потер свой длинный и тонкий нос. — Не слишком надежный способ, а? Колдунья ведь может сказать, что ей вздумается?

— Думаю, герр Бломберг надеется, что, если он заплатит за… за церемонию, то она скажет нечто благоприятное для него, — предположил Грей.

— Гмм… Все равно мне это не нравится. Совсем не нравится. Это чревато неприятностями… вы ведь понимаете, Грей.

— Не думаю, что вы сможете остановить его, сэр.

— Да, пожалуй. — Брови сэра Питера от усиленных размышлений взлетели под самый парик. — Вот что, Грей — ступайте и скажите герру Бломбергу: пусть, так и быть, устраивает свой фокус-покус, но только здесь, в замке. Так мы хотя бы избежим ненужных волнений.

— Да, сэр. — Грей мужественно подавил вздох и отправился выполнять поручение.

Раздеваясь перед сном у себя в Комнате, Грей чувствовал себя грязным, раздраженным и совершенно выбитым из колеи. Чуть ли не полдня он разыскивал герра Бломберга, а затем убеждал его, что гадание (Боже правый!) должно непременно состояться в замке. После этого его угораздило наткнуться на надоеду Гельвига, и тот втянул Грея в длиннейшее разбирательство с погонщиками мулов, которым будто бы не заплатили вовремя.

Это повлекло за собой визиты в оба военных лагеря, осмотр тридцати четырех мулов и встречи с казначея ми как сэра Питера, так и фон Намцена. Завершилось все холодной беседой с самим Стефаном, который вел себя так, словно бы Грей лично отвечал за это недоразумение, и повернулся к нему спиной на полуслове, будто видеть его не мог.

Грей сбросил мундир, послал Тома за горячей водой и сдернул галстук, испытывая сильное желание прибить кого-нибудь.

Стук в дверь заставил его замереть. Что делать? Если это Луиза в своем прозрачном батисте или в чем-то еще более опасном, лучше притвориться, что его нет. Но вдруг это Стефан, пришедший просить прощения или требовать от него объяснений?

Стук раздался снова — громкий и настойчивый. Вряд ли женщина, особенно преследующая фривольные цели, стала бы так стучать. Она скорее поскреблась бы чуть слышно.

Грей, набрав воздуха и стараясь унять расходившееся сердце, распахнул дверь.

— Я хочу поговорить с вами, — сказала старая княгиня и вошла, не дожидаясь приглашения.

— О-о. — Все немецкие слова вылетели у Грея из головы. Он закрыл дверь, машинально застегивая рубашку.

Старая дама, не обращая внимания на предложенный стул, встала у камина и устремила на Грея стальной взгляд. Грей с облегчением отметил, что она по крайней мере одета полностью. Вида почтенной вдовицы в дезабилье он бы не вынес.

— Я пришла спросить, — начала она без предисловий, — намерены ли вы жениться на Луизе.

— Нет. — Знание немецкого вернулось к Грею с чудодейственной быстротой. — Nein.

Седая бровь вопросительно поднялась.

— Вот как? Она думает иначе.

Грей провел рукой по лицу, подыскивая дипломатический ответ — и нашел его, уколовшись о собственную щетину.

— Княгиня Луиза бесконечно восхищает меня. Мало найдется женщин, равных ей… — «И слава Богу», — добавил он про себя, — …но боюсь, что я не свободен. Моё сердце осталось в Англии. — Если бы он попытался открыть свое сердце Джеймсу Фрэзеру, тот немедленно свернул бы ему шею, но сердце Грея тем не менее оставалось с ним — что верно, то верно.

Взгляд старой дамы пронизывал его так, что ему невольно захотелось отойти подальше. Однако он устоял, и его собственный взгляд выражал полную искренность.

— Хммф! — фыркнула наконец она. — Ну что ж, хорошо.

Произнеся это, она направилась к двери, но Грей удержал ее за руку.

Она повернула к нему голову, удивленная и разгневанная, но он смотрел лишь на то, что внезапно бросилось ему в глаза у нее на платье.

— Простите, ваша светлость. — Образок, который она носила как брошь, он видел раз сто и предполагал, что на нем изображен какой-то святой. Изображение там действительно имелось, но не совсем традиционное. — Святой Оргвальд, не так ли? — Он мог бы легко принять это изображение за что-то другое, если бы не видел более крупную его версию на крышке шкатулки.

— Разумеется. — Старая дама сверкнула глазами, тряхнула головой и вышла, захлопнув за собой дверь.

Грей впервые подумал о том, что Оргвальд святым явно не родился. С этой мыслью он улегся в постель, рассеянно почесываясь, — после общения с мулами он набрался блох.

Следующий день выдался холодный и ветреный. Грей, проезжая мимо, видел, как жмутся в кустах у дороги фазаны. На жнивье сидели, нахохлившись, вороны, на грифельных крышах — голуби. Все эти птицы, хотя и слыли безмозглыми, вели себя более разумно, чем он.

У птиц нет обязанностей — впрочем, и Грей этим холодным утром отправился в путь не из одного чувства долга. Отчасти им руководило любопытство, отчасти подозрение. Он хотел отыскать цыган — в частности, ту цыганку, которая поссорилась с рядовым Боджером незадолго до смерти последнего.

Будь Грей честен до конца — а наедине с собой он мог себе это позволить, — у него нашлась бы еще одна причина. Будет только естественно, если он остановится у моста, перемолвится парой слов с артиллеристами — и, возможно, посмотрит, как там поживает мальчик с пухлыми губками.

Все эти причины, однако, перевешивала одна, самая главная: Грей попросту хотел уехать из замка. Он не чувствовал себя в безопасности под одним кровом с княгиней Луизой, не говоря уж о ее свекрови. В свою городскую канцелярию он тоже не решался пойти, боясь встретить там Стефана.