Сергей Лукьяненко - Фантастика 2000

Он просуществовал в Измаиле до середины 50-х годов. Что делал, как жил — не знаю, Светлана не рассказывала. Но, видно, внешне его жизнь текла не очень увлекательно.

И тогда он уехал от тети Ксени навсегда.

Сбежал, унеся с собой последние ценные вещи.

И лишь спустя несколько лет объявился во Львове.

Оказывается, еще из Измаила он списался с бывшей тюремной врачихой, с которой у него был когда-то роман или близость какого-то иного рода. Врачиха согласилась взять его к себе в дом.

Последние сведения о нем Светлана имела в восьмидесятых годах. Он был стар, под восемьдесят, но жил хорошо — у него была ферма, на которой он разводил на продажу боксеров.

Ведь такого конца этой истории не придумать, не так ли?

А может, он и сейчас жив? Ему еще и ста лет нету. Только теперь у него не боксеры, а ротвейлеры и всякие сторожевые псы для львовских миллионеров.

Приезжает на своем джипе с прибамбасами, выходит и скрипит блестящими сапогами..

К нам в школу весной десятого класса пришел человек из райкома комсомола. Нас собрали, и человек из райкома объяснил, что товарищ Сталин приказал организовать специальный факультет для будущих разведчиков. Но называется он скромно: переводческий факультет Иняза. Партия приняла решение направить туда лучших комсомольцев.

Тут мы, лучшие комсомольцы, встали и пошли. Мы одолели обследования, которые были направлены на то, как я понимаю, чтобы на славный шпионский факультет не проникли лица еврейской национальности. Когда остались лишь арийцы, мы сдали экзамены и поступили. Так что Гозенпуд, Аксельрод, Зицер и Зоркий остались за бортом советской разведки, а мы с Леней Седовым попали в ее тенета.

К счастью, вскоре оказалось, что разведке мы не нужны: со смертью Сталина наш факультет сократили вдвое. Как и в школе, я учился на мужском факультете — никуда не мог вырваться из гимназии. Правда, помимо переводческого, на Инязе было пять педагогических женских факультетов.

В институте я жил интересно, но учился посредственно. Теперь я думаю, мне страшно не повезло, что я не стал геологом или палеонтологом, но относительно повезло, раз я выучил по крайней мере один язык.

Учили нас плохо, формально и первобытно. За шесть лет надо бы познать пять языков, а мы кое-как выучили один. Зато ездили в колхоз, занимались туризмом, выпускали устный журнал и многотиражку, играли в собственном театре, а после института разбежались кто куда, и лишь меньшинство осталось переводчиками — большей частью те, кто, соблазнившись относительно большой зарплатой, попали в КГБ или армию.

В те годы я впервые столкнулся наяву как с заграничной фантастикой, так и с фантастикой детской.

Что свидетельствует одновременно о крайне низком уровне моего образования и о черном юморе судьбы, которая вела меня за руку.

Мой друг Леня Седов заявился ко мне со случайно попавшей ему в руки и потрясшей его книгой, которую он решил немедленно перевести. Я прочел книгу, далеко не все понял, но в общем с Леней согласился. Для пробы Леня перевел одно из чудесных стихотворений из этой книги, чтобы доказать нашу высокую квалификацию. Мы пришли в «Детгиз».

Мы поднялись на третий этаж по стандартной серой лестнице, кружившей вокруг сдвоенного лифта, и не помню, к кому из редакторов попали. Только запомнил, что мы долго ждали в конце полутемного коридора, который загибался под прямым углом и утыкался в стену.

Редактор, который (или которая) с нами говорил, был вежлив и не стал поливать нас справедливым презрением. Но объяснил нам, что эта книга Льюиса Кэрролла под названием «Алиса в Стране Чудес» написана еще до революции и в России уже издавалась. Только в последние годы о ней забыли настолько, что даже студенты языкового вуза не имеют представления о знаменитом английском писателе. И вряд ли нам удастся справиться с переводом, когда новый перевод понадобится, а он наверняка понадобится.

Нам было стыдно, но не настолько, насколько следовало, и мы продолжили наши переводческие потуги, тем более что на четвертом курсе катастрофически не хватало стипендии. Мама продолжала трудиться на двух работах, но достаток нам только снился. Мама позволяла мне оставлять стипендию себе, и я эгоистически этим разрешением пользовался.

Не помню уж кто — Леня или я — отыскал рассказ писателя Артура Кларка «Пацифист» о роботе, который не хотел участвовать в гонке вооружений. Этого писателя мы с Леней тоже не знали, но рассказ смело перевели, будучи уверены, что, в отличие от Кэрролла, он наш современник, а американской или английской фантастики тогда еще не переводили. Рассказ мы отнесли в журнал «Знание — сила», и там его напечатали. Еще один шажок к фантастике случился через полтора года, когда я летел в Бирму. Самолет приземлился в Пекине. Мы ждали пересадки на Куньминь. На столике лежали китайские журналы, я принялся листать один их них и увидел вдруг иллюстрации из «Знания — силы». Я спросил кого-то из китайцев, — кто знал русский, что иллюстрируют эти картинки. И тот сказал, что это перевод с русского, фантастический рассказ «Пацифист», который написали Игорь Можейко и Леонид Седов.

Так я формально стал писателем-фантастом.

На курсе нас было шестеро женатых. Я сам женился ранней весной на студентке-архитекторше Кире Сошинской. Мы познакомились за год до этого, когда я увидел ее на вечеринке у общего знакомого; вошел с опозданием, Кира стояла у стены — помню платье с большими карманами, — и я впервые в жизни подумал: я на этой девушке женюсь. А ведь до этого были романы, драмы, но такой мысли не возникало. Мне очень не хотелось жениться.

Летом Кира уехала к бабушке в Симферополь, ее отец был крымчанином, грекополяком, а у бабушки был одноэтажный, вросший в землю, махонький беленый домик. Я работал с делегацией лесоводов — такая у меня выдалась практика. Наш долгий маршрут проходил через Крым. Но мы задержались, и в назначенный день я в Симферополь не приехал. Кира уехала в Алушту, оставив мне на почтамте прискорбную записку до востребования: «Никому нельзя верить».

Я отыскал ее в Алуште — руководитель лесного семинара, главный лесничий страны Ковалин дал мне полдня на улаживание личных дел. Я их уладил до обеда.

Тот факт, что мы поженились и Кира переехала к нам на Сивцев Вражек, где отныне жили мама, Наташа, мы с Кирой и блютерьер Чита, перевел меня в новую категорию лиц, о чем я не подозревал. И Кира не подозревала. Она лишь терпеливо выслушивала стенания однокурсниц — зачем она погубила молодость!

Я не учитывал того, что наступил 1957 год. И оказалось, что наша великая держава не одинока на Земле. Что есть еще немало свободолюбивых молодых государств, которым мы должны помогать и привлекать их к борьбе с международным империализмом. Понадобились и переводчики, но кто пошлет за границу холостого переводчика, подверженного всем сексуальным опасностям и интригам, на которые столь охочи наши враги?