Сергей Лукьяненко - Фантастика 2000

— Я бы тебе посоветовал, как старый друг, — произнес Троцкий, — в ближайшие месяцы на рынке не появляться. Я, конечно, этого Ахмеда отсюда выживу, но его родственники останутся. А они ведь люди плохие, не то что мы, русские. Мы ведь всегда друг за дружку держимся?

— Всегда. — Даша почуяла неладное. Вся сжалась внутри.

— Давай сюда деньги. — Троцкий улыбнулся. — Давай, давай, не думаешь же за удовольствие трахнуться с двумя мальчиками ты целых сто баксов получить? Ну, что я тебе сказал!

Даша не стала спорить. Это было жутким разочарованием.

Просто ужас. Одеться вообще не во что.

Из заднего кармана джинсов она достала сотню.

Троцкий взял ее и дал ей взамен сто рублей.

— А вот это компенсация.

— Ну и гад ты, Лева, — сказала Даша и пошла к двери.

— Ты мне еще должна за то, что я спас тебя, — сказал Лева, — так что я не обижаюсь, учти.

Владилен стоял снаружи, то ли подслушивал, то ли думал о своем. Как подъемный кран со стрелой, вытянутой под углом наверх.

— Покажи деньги, — велел он.

Даша покорно разжала кулак. В кулаке была сторублевка.

— Ясно, — сказал Владилен. — Жди здесь.

Он поднялся по железным ступенькам в сторожку и тихо говорил с Троцким. Потом Троцкий взвыл, стал просить:

— Отпустите, дяденька, я больше не буду!

Словно стал маленьким мальчиком, которого надо пожалеть.

Даша хотела уйти, но боялась. Владилен может рассердиться.

Потом Владилен вышел, вытирая руки платком.

— А ты иди, — сказал он и протянул ей несчастные сто долларов, уже помятую бумажку.

Даша оттолкнула руку Владилена. Но тот улыбнулся как дедушка и сказал:

— Ты его не бойся, я его предупредил. Ты лучше домой иди, помойся, заштопай. Нехорошо так по улице ходить, люди плохо про тебя будут думать, люди злые.

Он печально вздохнул.

Троцкий из сторожки не появлялся. Второй охранник тоже куда-то пропал.

Даша пошла домой, Она пошла задами, она знала как пройти, чтобы встретить поменьше людей.

Она очень устала, что даже доллары спрятать сил не было.

Она брела по пыльному проулку и думала: вот бы снова увидеть другой мир, где никто на тебя и руку не поднимет. Вот бы вернуться Золушке на бал…

Она вышла на свою улицу, два шага до дома осталось.

Прошла автобусную остановку. Люди на остановке смотрели на нее с ужасом. Ну и хороша я! Да и чувствуется. Кровь подсохла, стягивала кожу лица, саднило.

Она вошла в подъезд и как ударило — ведь там, под лестницей, тот мужик лежит.

Кровь на полу под почтовыми ящиками так и не вытерта.

Не хотела заглядывать, но заглянула.

Но никого уже нет, увезли. Ведь часа полтора прошло.

А может, сам ушел?

Вряд ли.

Даша поднималась к себе осторожно, на цыпочках.

Дверь второго этажа отворилась, выглянула Полвина, вообще-то Полина, но ее все Полвиной звали, полбутылки.

— Слышь-ка, — спросила она, — тут под лестницей одного бомжа нашли зарезанного. Не твой знакомый? А то участковый спрашивал.

— У тети Шуры спросила? — вопросом ответила она.

— А тетя Шура давно смоталась. Она еще ходила, стреляла десятку. А ты утром его не видала?

— Никого я не видала.

Даша смелее прошла последний пролет, потому что Полвина стояла на площадке и смотрела вверх.

Дверь в квартиру была не заперта. Это с тетей Шурой случалось — не хотелось ей запирать квартиру. Все равно нечего тащить. А ведь не права — бомжу всегда найдется, что тащить.

И не только тащить. Ломать тоже.

Это она поняла, когда вошла в квартирку.

Все в ней было поломано, все в ней было растерзано, разорено.

Чего искали?

Даша кинулась к полке в прихожей. Полка висела на одном гвозде, под ней скомканная оберточная бумага — все, что осталось от пакета.

Вот незадача! Теперь надо уходить из дома.

Она стояла в коридоре, заглядывала в комнату. Плохи ее дела.

Но все же она задержалась.

Она прошла сначала в туалет и посмотрела на себя в зеркало.

Зрелище было ужасное. Краше в гроб кладут. Как паровым катком по морде проехали.

Один глаз подбит, вокруг синева, щека разодрана в кровь, подбородок расквашен, ссадина на лбу, под волосами. Никакая пудра не возьмет.

Даша в отчаянии смотрела на себя, в то же время размышляла, что надеть вместо разорванной блузки и джинсов — лучше выкинуть сразу.

Она сняла с себя остатки кофты, стащила джинсы.

В трусах и лифчике принялась умываться, просто умываться, без пудры.

И вода лилась так шумно, что Даша не услышала, как в туалет кто-то вошел и ей так долбанули по затылку, что она ударилась лбом о кран — впрочем, это уже не играло роли. Только больно.

Она постаралась обернуться, но ее крепко держали за шею.

— Слушай внимательно. — Голос был знакомый, голос Брюхатого. — Слушай сюда. Если ты до завтра нам не вернешь триста баксов, то одно ухо мы тебе отрежем. Ты слышала, что с твоей Тамаркой произошло?

— Так это ты?

— Должен быть порядок. Ссуду брали, верни с процентами.

— Брюхатик, ты же знаешь, что нас ограбили! — взвыла Даша. — Ну пожалей ты нас, ведь отработаем! Мы и свои деньги вложили — все потеряли.

— Производственный риск, — ответил Брюхатый.

— А зачем ты квартиру разорил?

— Должен быть урок.

Он рванул за резинки трусики Даши, хотел снять и попользоваться ею прямо тут у умывальника, но Даша извернулась и оказалась с ним лицом к роже.

И это ей помогло — потому что Брюхатый как увидел, во что превратилось ее лицо, даже ахнул.

— Как это тебя угораздило!

— А ты хотел со мной любовью заняться, — укорила его Даша.

— Я так, шутил.

— Брюхатик, отдай пакет.

— Чего?

— Брюхатик, это не мой пакет, за ним придут, а меня убьют.

— Тебя давно убить надо, потому что ты — ведьма.

— Брюхатик, ну что ты несешь?

Она смотрела на него ласковыми глазами, как сестра на братца. Но Брюхатика не убедила.

— К тебе мужиков тянет, как в болото, — сообщил он. — Из-за тебя Сережка Глухов утопился.

— Ну что ты несешь, Брюхатик, он же в лодке с ребятами утонул. Отдай мне пакет, а?

— Не знаю никакого пакета.

— Но ты же искал у меня?

— Так я ж деньги искал. На что мне пакет.

Тут серые клеточки в голове Брюхатого заработали наконец, и он задал вопрос, который давно пора было задать: — А что в пакете?

— Я не знаю, Брюхатик. Кем мне быть, не знаю.

— Что-то ты крутишь… — Брюхатик с сочувствием сплюнул. — Не скоро ты в форму вернешься, Дашка. Не видать тебе принца.

И рассмеялся. Потому что сам был красив и совсем не толст, а Брюхатик он, потому что фамилия Брюхатов.

— Я бы тебе еще добавил, — сказал Брюхатик, — но жизнь тебя уже искалечила. Значит, чтобы завтра бабки были. Или тебе не жить.

Тут Даша вспомнила, что у нее есть сто долларов. Может, отдать?

И тут же поняла: нельзя этого делать. Где сто, там и триста, Брюхатик не отвяжется. Такие времена пошли, теперь жалости нет. Иначе тебя самого затопчут. А жалко.