Сирил Корнблат - Синдик

Глаза Орсино, привыкшие к свету звезд, заметили, как Марта подползает к его кузнице-тюрьме. Она принесла ленту патронов пятидесятого калибра, обвязав ее вокруг шеи, как бусы. Их было там, похоже, около дюжины.

Чарлз быстро выкопал в песке ямку и прошептал:

— Случилось что-нибудь?

Он не смог заметить усмешку на ее лице, но знал, что она улыбнулась.

— Это было легко, — похвасталась она. — Минута нерешительности, но я вспомнила тебя, и все стало в порядке.

— Хорошая девочка! Можешь просунуть их между кольями? Кажется, нет. Тогда вынь патроны из ленты, как я тебе показывал, и просовывай их по одному.

Она выполнила. Щель была очень узкой. Он надеялся, что на кольях не останется царапин, которые при дневном свете заставили бы задуматься их охранников.

Он с сомнением взял один из патронов. Пуля, к сожалению, сидела плотно. Он постукал по ней и попытался ее выковырять. Та не шелохнулась. Тогда он попробовал зубами, Вместе с патроном он сплюнул привкус масла и пополз к очагу. Чарлз попробовал наконечником копья — он оказался слишком толстым. Патрон отлично подходил к наконечнику стрелы, но тот не давал нужного усилия. Ну и черт с ним! Ему приходилось работать с тем, что было под рукой. Он вставил патрон в наконечник стрелы и стал давить на наконечник большим и указательным пальцем — все, что он мог с ним сделать. Ладонь вся онемела, когда латунная головка начала отходить. Он высыпал порох в свою заранее подготовленную ямку и установил пулю обратно.

Чарлз взял второй патрон. На третьем он сообразил, что может положить патрон на наковальню и давить на пулю двумя большими пальцами. Дело пошло быстрее; через час он уже просунул собранные патроны через щель в ограде.

— Принесешь следующие прямо сейчас?

— Нет, — ответила девочка. — Завтра ночью.

— Ты хорошая.

Она хихикнула.

— То-то будет шуму, как от большого барабана! Так. Чарлз?

— Оставь огонь, — Чарлз резко бросил Кеннеди. Коротышка собирался на ночь его затушить.

В голосе этого лунатика послышались нотки ужаса:

— Они тебя побьют. Если огонь оставить на ночь, то они гебя станут лупить. Огонь и тьма — это единство и противоположность. — Он начал улыбаться. — Огонь — это отрицание тьмы. Ты только измени знак, и все поменяется на 180 градусов. Но чтобы поменять все на 180 градусов, ты сначала должен повернуть на 1 градус. А для того, чтобы повернуть на один градус, сначала нужно повернуть на полградуса.

Он уже весь сиял, совершенно забыв об огне. Чарлз осторожно притушил его, прикрыв парой плоских камней уголек, в котором незаметно жил будущий огонь.

Орсино вытянулся на песке, накрыв рукой маленький холмик, под которым было закопано пять фунтов бездымного пороха.

Кеннеди счастливо улыбался, продолжая молоть свою чепуxy, скорее всего забыв, с чего он начал. Обычно так и бывало.

На фоне сумерек в щели между кольями показался чей-то профиль.

— Заткнись, дурак, — недовольно произнес голос, но Кеннеди его не услышал. Сквозь колья пролетел дротик и воткнулся в землю в полудюйме от бедра кузнеца. Лунатик отскочил, а копьеносец засмеялся. — Заткнись! Огонь потушен? Отправляйся спать. Работать будешь завтра.

Кеннеди, весь дрожа, перевернулся, бормоча что-то себе под нос. В него снова бросили дротик, на этот раз просто ради забавы, но не попали. Копьеносец рассмеялся и ушел.

Чарлз этой игры почти не замечал. Все его мысли были заняты тлеющим угольком под камнями. Уже семь ночей он хранил такую искру и только дважды она продержалась больше часа. Сегодня — сегодня она просто обязана прожить дольше. Сегодня была последняя ночь месячного цикла молодой колдуньи, во время которых она теряла — или думала, что теряла — что для них было одно и то же, свою божественную силу.

«Примитивные дикари!» — обозвал он их молча про себя.

Жизни бы не хватило, чтобы изучить все тонкости их культуры — как, например, исполнение приговора за нарушения законов колдовства. Его первый порыв — взорвать забор и удрать — перерос в сложный план, в деталях продуманный им и Мартой.

Девочка убедила его, что эта колдунья с помощью своей божественной силы сможет выследить их в темноте — за исключением четырех дней в месяц, и он в это поверил. На саму Марту это ограничение пока не действовало, и фактически это второе зрение у нее было острее, чем у сестры, из-за ее девственности. Если ночью его будет вести Марта, а колдунья будет лишена своих способностей, то у них была бы неплохая фора. Рука его дотронулась до корзины, под которой был спрятан кусок зажаренной оленины.

— Но, Марта, ты уверена, что ты… что ты сама себя не обманываешь? Ты уверена ?

Он почувствовал, как она усмехнулась по ту сторону забора.

— Ведь ты уверен, что тебе хочется, чтобы здесь был дядюшка Фрэнк, и ты смог бы с ним посоветоваться, не так ли, Чарлз? Ты наверняка много о нем думаешь.

Конечно, он о нем думал. Конечно, он хотел посоветоваться. Внезапно вспотев, Чарлз вытер рукой пот со лба.

Кеннеди не мог идти с ними по двум причинам. Во-первых, он не мог за себя отвечать. Во-вторых, он должен был служить прикрытием для Орсино. Они были довольно похожи — по фигуре, возрасту и цвету кожи. Теперь у Чарлза была борода, достаточно скрывавшая черты его лица, а два года отсутствия должны были сгладить воспоминания о Кеннеди. Если бы его стали расспрашивать, Чарлз мог бы выйти из положения, сымитировав его помешательство. А еще с ним будет Марта. Если произойдет самое худшее, она вовремя сообщит ему, и им останется только получить хотя бы удовольствие умереть в бою.

— Чарлз, единственное, что я не могу понять, так это — та женщина, Ли. Она что, заколдовала ее? Тебе не следовало бы в это впутываться!

— Послушай, Марта, мы уже в это впутались. Это не колдовство, точно. Но я все равно знаю, как снять это заклятие, и она будет на нашей стороне. Мы должны попасть в Нью-Порстмут. Там столько воды, сколько ты никогда не видела, не слышала и тебе даже не снилось, и только там есть лодки, на которых эту воду можно переплыть.

— А можно, я взорву? Если ты разрешишь взорвать, я перестану скулить!

— Посмотрим.

Она тихо хихикнула в темноте. — Ладно, — проговорила она. — Нельзя, так нельзя.

Он подумал, каково было бы быть женатым на женщине, которая может чувствовать малейшую ложь или недоговоренность, и внутренне содрогнулся.

Кеннеди уже храпел, а сумерки перешли в полную тьму. На небе, наполовину скрытая облаками, светила молодая луна. Он проковылял по песку и вслушался сквозь эту тьму в слабый звук. Это были шаги маленьких лапок лесной крысы, бегавшей по траве от одного кусочка еды к другому. Ей все не удавалось схватить стою жертву, как вдруг раздался шум крыльев, и большая темная сова спикировала вниз и вцепилась когтями в коричневатую шкурку. Крыса распрощалась с жизнью, и сова в тишине взлетела на ветку, замерев на одной ноге, пьяно покачиваясь и светя в ночь своими огромными желтыми глазами.