Роберт Уилсон - Спин

Во всяком случае, на моих отношениях с Джейсоном эти родительские соображения никак не сказывались.

Диана и Кэрол уже сидели за столом, когда я занял свое место. Кэрол оказалась трезвой — или, во всяком случае, казалась трезвой. Свою медицинскую практику она оставила и из дому отлучалась редко, дабы не оказаться задержанной за управление транспортным средством в нетрезвом состоянии.

— А, Тайлер… Привет, Тайлер, — улыбнулась она мне и приветственно сделала ручкой.

Через минуту-другую в столовую спустились Джейсон и его отец. Они хмурились, бросали друг на друга взгляды из-под насупленных бровей.

Как чаще всего у Лоутонов и бывает, трапеза прошла в сердечной, но напряженной обстановке. «Еще горошку?» да «ля-ля-ля» о природе, моде и погоде. Кэрол витала где-то в эмпиреях; непривычно молчаливый И-Ди позабыл о своих обычных прописных истинах и директивах. Диана и Джейсон по обыкновению обменивались уколами, поддерживая «атмосферу», но между отцом и сыном явно пробежала черная кошка. Обсуждать случившееся они, однако, не собирались, по крайней мере за столом. Джейс настолько изменился, что я опасался, не болен ли он. Он пристально всматривался в содержимое своей тарелки, не прикасаясь к нему, как кот, несущий вахту у мышиной норы. Когда ужин подошел к концу, Джейсон, очевидно, намеревался извиниться и удалиться, но И-Ди опередил его:

— Нечего, нечего… Отвлекись, развейся. На пользу пойдет.

От чего следовало отвлечься Джейсону?

Мы уселись в машину Дианы, непритязательную «хонду», жанра «мои первые колеса» — так определяла свой первый мотор Диана. Я устроился на заднем сиденье, за Дианой. По-прежнему мрачный Джейс втиснулся на пассажирское место рядом с сестрой, воткнув колени в бардачок.

— Что он над тобой изобразил? — спросила его Диана. — По попе надавал?

— Не заметил.

— Судя по твоему виду…

— Ну, извини.

Небо оставалось привычно черным, фары метались по заснеженным лужайкам, пересчитывали стволы оголенных деревьев. Диана свернула к северу. Три дня назад после рекордного снегопада ударил мороз, сковавший снежную массу коркой. Снегоочистительная техника не справлялась с уборкой. Встречные машины осторожно нащупывали путь.

— Что стряслось? — напирала Диана. — Что-то серьезное?

Джейсон пожал плечами.

— Война? Чума? Голод?

Он снова пожал плечами и поднял воротник куртки.

Когда мы приехали, поведение его не изменилось. Сборище оказалось немноголюдным и довольно-таки замкнутым. Присутствовали бывшие одноклассники и знакомые Джейсона и Дианы по «Райс-академи». Место сбора — дом выпускника «Райс», вернувшегося на каникулы из какого-то колледжа «Лиги Плюща». Родители его постарались выдержать тематическое единство мероприятия: мини-сандвичи, горячее какао, катание на санях с неопасного пологого склона сразу за домом. Но большинство присутствующих, угрюмые прыщавые приготовишки разных престижных университетов, чуть не с пеленок освоили склоны Церматта и Гстаада и горели мрачным огнем в предвкушении момента, когда можно будет вырваться из лап всяких родителей и надзирателей, чтобы более или менее конспиративно надраться сверх кондиции. Снаружи, под гирляндами, из рук в руки переходили бутылки с пестрыми этикетками; в подвале некто по имени Брент бойко продавал граммульками экстази.

Джейсон припаялся к угловому креслу и невидящим взглядом отпугивал всех желающих с ним заговорить. Диана приставила меня к большеглазой девице по имени Холи и удрала. Холи тут же завела монолог о фильмах, которые она просмотрела за год. Она таскала меня за собой, время от времени подхватывая с подноса калифорнийские рулетики. Наконец, она отпросилась в туалет, и я напал на Джейсона, предложив ему выйти на наружу.

— Меня что-то не тянет на сапки.

— Меня тоже. Просто выйдем.

Мы натянули сапоги и куртки, вышли наружу. Ночь тихая, без ветра, без снега. На крыльце прошли сквозь группу «райсовцев», окутанных клубами табачного дыма. Курящие — и обкуренные — проводили нас мутными взглядами. Мы побрели по снегу к вершине невысокого холма, на склоне которого безудержно веселились несколько энтузиастов санного спорта, в основном тараня друг друга и кувыркаясь в снегу. Для затравки разговора я пожаловался Джейсону на Холи, прилипшую ко мне, как узкие штаны к заднице. Он передернул плечами и отделался замечанием:

— У каждого свои проблемы.

— Судя по внешнему виду, твои проблемы, конечно, гораздо серьезнее.

Он уже открыл рот для ответа, но тут у меня в кармане заверещал мобильник. Из дома звонила Диана:

— Парни, вы куда девались? Холи себе места не находит. Нехорошо, Тайлер. Бросил даму, удрал…

— Слушай, пусть она кому-нибудь другому о киношках лапшу на уши вешает.

— Она нервничает. Никого почти тут не знает.

— Извини, но при чем тут я?

— Я думала, что вы поладите.

Прекрасно!

— Поладим? — Очень интересно, что она имела в виду. — Ты что, нагрузила меня этой Холи?

— Тайлер! — Она выдержала суровую паузу. — Прекрати.

Пять лет Диана то приближалась, то удалялась, как будто хреновый кинолюбитель в своей домашней кинопродукции не мог справиться с фокусировкой объектива. Бывали периоды, особенно во время пребывания Джейсона в университете, когда я ощущал себя ее лучшим другом. Она часто звонила, мы подолгу беседовали, ездили по магазинам. Настоящие закадычные приятели. Если в отношения и вкрадывался какой-то сексуальный подтекст, то лишь для меня, и я старался скрыть и подавить свои эмоции, чтобы не разрушить того, что между нами наладилось. Хрупкость наших отношений была для меня очевидной. Если она чего-то от меня и ждала, то уж никак не амурных излияний.

И-Ди, разумеется, никак не потерпел бы между нами иных отношений, кроме детских и полудетских, поднадзорных и не грозящих никакими неожиданностями, Диана удерживала меня на достаточном расстоянии, месяцами я ее почти не видел. Когда Диана еще училась в школе «Райс», она иной раз махала мне рукой, вскакивая в школьный мини-автобус, но даже не звонила, а если я звонил ей сам, не изъявляла охоты вести долгие разговоры.

В эти периоды я иногда связывался с девицами из своей школы, чаще всего с робкими созданиями, втайне предпочитавшими мне героев более выпуклых, помирившихся с моей тусклой индивидуальностью за неимением ничего лучшего. Надолго эти связи не затягивались. В семнадцать я «потерял невинность» с весьма привлекательной и ужасно длинной Элен Боуленд. Я пытался убедить себя, что люблю ее пылко и нежно, однако месяца через два отношения наши сами собою расстроились, мы с нею расстались «с улыбкой и в слезах», с сожалением и облегчением.