Гарри Гаррисон - Подвиньтесь! Подвиньтесь!

— Таких людей нужно класть в больницу, особенно таких старых.

— Он был в больнице, но там сейчас нет мест. Как только они узнали, что он живет в одной квартире с Энди, они тут же заставили его забрать Сола домой. Всех, у кого есть хоть какое-то жилье, выгоняют. Беллевью переполнена, они заняли несколько корпусов в университетских общежитиях и поставили туда койки, но все равно мест не хватает. — Ширли заметила, что миссис Майлс выглядит как-то странно: сегодня она впервые пришла без своего маленького сына. — Как здоровье Томми? Ему что, хуже?

— Не хуже, но и не лучше. Квош остается квошем. А это хорошо, потому что я получаю паек. — Она показала на пластиковую баночку у себя в сумке, в которой лежал небольшой кусок горохового масла. — Томми остался дома, на улице так холодно. На всех детей не хватает одежды, ведь Винни каждый день ходит в школу. Она умница. Заканчивает третий класс. Что-то давно я не видела вас у колонки.

— За водой теперь ходит Энди. Я должна быть с Солом.

— Большое счастье, что у вас дома кто-то болеет и вы можете получать дополнительный паек. Наверняка зимой весь город будет питаться крекерами с водой.

Счастье? — подумала Ширли, завязывая косынку и осматривая темное помещение отдела специальных пайков. Прилавок делил его пополам: с одной стороны находились служащие и ряды полупустых полок, а с другой — длинные людские очереди. Здесь были перекошенные параличом лица и трясущиеся руки — те, кому требовалась специальная диета. Диабетики, инвалиды, люди с болезнями, вызванными недостатком витаминов, белков и огромное количество беременных женщин. Все они счастливчики?

— Что вы собираетесь приготовить на ужин? — спросила миссис Майлс, глядя в грязное окно на небо.

— Не знаю. Думаю, то же, что и всегда. А что?

— Возможно, пойдет снег. Возможно, у нас будет белый День Благодарения, к какому мы привыкли в детстве. Мы собираемся приготовить рыбу, я ее приберегла специально для этого праздника. Завтра же четверг, двадцать пятое ноября. Разве вы не помните?

Ширли покачала головой.

— Нет. Все пошло наперекосяк с тех пор, как случилась эта беда с Солом.

Они шли, низко наклонив головы, чтобы спрятать лица от резких порывов ветра. Когда они сворачивали с Девятой авеню на Девятнадцатую улицу, Ширли столкнулась с какой-то женщиной, шедшей навстречу.

— Извините, — сказала Ширли. — Я вас не заметила…

— Вы же не слепая! — рявкнула женщина. — Ходите тут, людей с ног сбиваете. — Она посмотрела на Ширли и выпучила глаза. — Это ты?

— Я же извинилась, миссис Хеггерти. Я не нарочно. — Она хотела идти дальше, но женщина преградила ей дорогу.

— Я знала, что найду тебя, — победно произнесла миссис Хеггерти. — Я собираюсь подать на тебя в суд. Ты украла все деньги моего брата, а мне не оставила ничего, вообще ничего. Лишь счета, которые мне пришлось оплачивать, за воду и за все остальное. Они были такие большие, что мне пришлось продать всю мебель, чтобы их оплатить. Но я все еще остаюсь должна, и меня преследуют. Ты все оплатишь!

Ширли вспомнила, как Энди принимал душ, и, наверное, у нее на лице появилась улыбка, потому что Мери Хеггерти завопила:

— Не насмехайся надо мной, я честная женщина! Твари вроде тебя не смеют улыбаться мне прямо в лицо. Весь мир знает, кто ты такая, ты…

Она замолчала, словно ее выключили — миссис Майлс влепила ей здоровую пощечину.

— Придержи свой мерзкий язык, девочка, — сказала миссис Майлс. — Никто не смеет говорить с моей подругой в таком тоне.

— Как вы смеете! — завопила сестра Майка.

— Я уже посмела… и ты схлопочешь еще, если будешь путаться у меня под ногами.

Увлекшись перепалкой, женщины на какое-то время совершенно забыли о Ширли. Они были примерно одного возраста и воспитания, хотя Мери Хеггерти после замужества немного поднялась в общественной иерархии. Но выросла она на этих улицах и знала их законы. Нужно драться или отступать.

— Не лезь не в свое дело, — сказала она.

— Сейчас это станет моим делом, — сказала миссис Майлс, сжимая кулаки.

— Это не твое дело, — повторила сестра Майка и на всякий случай отступила на несколько шагов назад.

— Дуй отсюда! — крикнула миссис Майлс.

— Вы обо мне еще услышите! — пообещала Мери Хеггерти, повернулась и с чувством собственного достоинства пошла прочь.

— Я очень сожалею, что вы ввязались в этот скандал, — сказала Ширли.

— С большим удовольствием, — ответила миссис Майлс. — Мне хотелось, чтобы она затеяла ссору, и уж тогда бы я с ней разделалась. Знаю я подобных дамочек.

— На самом деле я не должна ей никаких денег…

— Это не имеет значения. Было бы лучше, если бы были должны. Я получила бы удовольствие, приструнив ее как следует.

Миссис Майлс распрощалась с Ширли у ее дома и степенно пошла дальше. Внезапно почувствовав сильную усталость, Ширли с трудом дошла до квартиры и толкнула незапертую дверь.

— Ты скверно выглядишь, — сказал Сол. Он лежал накрытый несколькими одеялами до самого подбородка. На голову была надета шерстяная шапочка. — И выключи, пожалуйста, ящик. Скоро я либо ослепну, либо оглохну.

Ширли положила сумку и выключила орущий телевизор.

— Становится холоднее, — сказала она. — Даже дома холодно. Я зажгу огонь и подогрею суп.

— Больше не могу есть эти дерьмовые мясные хлопья, — пожаловался Сол и состроил гримасу.

— Не говори так, — спокойно сказала Ширли. — Это настоящее мясо, именно то, что тебе нужно.

— То, что мне нужно, ты уже не можешь достать. Ты знаешь, что такое эти мясные хлопья? Я все про них узнал сегодня по телевизору. Я не очень интересуюсь этим вопросом, но я же не могу вырубить этот чертов ящик! Длинная программа о животных во Флориде. Должно быть, они там, в Майами-Бич, что-то слышали про животных. Они перестали осушать болота, а вместо этого занимаются черт-те чем. Улиткофермы — как тебе это нравится? Выращивают гигантских западноафриканских улиток — триста граммов мяса в каждой раковине. Вытаскивают, разрезают, обезвоживают, запаковывают и отправляют голодающим крестьянам сюда, на холодный Север. Мясные хлопья. Что ты на это скажешь?

— Очень интересно, — сказала Ширли, размешивая бурые, похожие на щепки, кусочки мяса в кастрюльке. — Я один раз видела по телевизору кино, где ели этих улиток. По-моему, это было во Франции. Должно быть, они какие-то особенные.

— Для французов, возможно, но не для меня… Тут у Сола начался жестокий приступ кашля, после которого он совсем ослаб и лежал на подушках, тяжело дыша.

— Может, хочешь попить воды? — спросила Ширли.

— Нет… все в порядке. — Его раздражение, похоже, исчезло вместе с кашлем. — Извини, что набросился на тебя, малышка, ты за мной ухаживаешь, и все такое. Просто я не привык лежать пластом. Я всю жизнь сохранял отличную форму, регулярно занимался спортом, сам себя обслуживал, никогда никого ни о чем не просил. Но есть одна штука, которую не предотвратить. — Он мрачно посмотрел на свои одеяла. — Время идет походным маршем. Кости становятся хрупкими. Поскользнулся, упал — и вот уже в гипсе до самого подбородка.