Сергей Анисимов - Первый удар (сборник)

Неведомо, снился ли Стеньке этот сон, и был ли он растолкован старым есаулом, – но на этот раз звериное чутье подвело Разина, туркменская стрела угодила прямехонько в заговоренный лоб, и казацкая ватага, стоящая на краю гибели, лишилась одного из атаманов.

Медлить было нельзя, пиратская флотилия покинула негостеприимный остров и направилась к северу.

Трудно сказать, на что именно надеялся Сережка Кривой. Одни исследователи полагают, что он хотел закрепиться на каком-нибудь из островов в пресной части моря и продолжать разбойничий промысел, другие утверждают, что он вынашивал план подняться вверх по Эмбе и уйти вместе со своим отрядом на восток. Судя по всему, последнее мнение основано исключительно на авторитете «Сказа о братьях-разбойниках», который заканчивается словами:

Гадание на историческом материале принципиально не отличается от гадания на кофейной гуще, поэтому переходим к фактам.

На полпути к северным берегам обескровленное казацкое войско было перехвачено отрядом князя Львова, который направлялся к Свиному острову.

Полгода назад казаки в абордажном бою разгромили каботажный флот персов, но теперь положение радикально переменилось. Более половины казаков не то чтобы воевать, на ноги встать не могли; к тому же бывшие полоняники, освобожденные на невольничьих рынках Шемаханского царства, никакой вины перед русским царем не чувствовали и против соотечественников биться не собирались. Но самое главное – русское войско размещалось не на галерах и беззащитных купеческих бусах, а на таких же стругах, что и воровские казаки. К тому же флагман эскадры, двадцативосьмипушечный «Орел», представлял собой серьезную боевую единицу.

Оставалось юлить, вымаливать прощение и валить все на голову погибшего Стеньки Разина.

Результат переговоров превзошел все ожидания. Казаки отделались отеческим предупреждением, им выговорили длинный перечень вин: как и в чем они своровали перед государем, а затем чохом простили всех, правых и виноватых. Более того, казакам оставили не только свободу, но и оружие, и даже добро, награбленное во время Персидского похода. Заставили, правда, освободить знатных пленников, среди которых были послы Аббаса к Алексею Михайловичу, а также потребовали сдать тяжелую артиллерию и морские суда. Все требования властей были выполнены, прощеные казаки ступили на берег, где смогли, наконец, безвозбранно пропивать раздуваненную добычу.

Был в условиях капитуляции еще один пункт: войску предписывалось вернуться на Дон и, не расходясь, ожидать приказа. Впрочем, расходиться никто и не собирался, все ждали событий.

Зиму Сережка Кривой провел на Дону, в городке Кагальнике, наскоро отсыпанном на одном из речных островов, и все время к нему в лагерь сбегался народ. Последствия чудовищного голода, вызванного бандитскими действиями Разина, давали себя знать и весной 1670 года. Крестьяне волновались, всюду зрел бунт. К весне в Кагальнике теснилось более восьми тысяч вооруженных казаков и непоименованное число беглых из центральных областей России. Ситуация становилась взрывоопасной, и правительство поступило, как привыкло действовать в подобных случаях: был отдан приказ идти на восток.

Никогда еще прежде из России не уходила такая прорва оружного люда. Василий-Ермак захватил Сибирское царство, имея под рукой три сотни казаков, Ерофей Хабаров повоевал Братскую землю, выступив во главе отряда в четыреста человек. А тут уходило восемь тысяч бойцов, а следом за ними нескончаемым шлейфом тянулись беглецы и переселенцы. Уходили поодиночке, уходили целыми деревнями. Помещики били челом государю, прося защиты, но лишь немногие из бежавших были возвращены хозяевам; указ об отмене урочных лет пребывал в забвении и не действовал нигде.

Авторы исторических романов, повествуя о сибирском походе Сергея Кривого, живописуют борьбу с дикой природой и едва ли не братание с местным населением. На самом деле сибирский поход мало чем отличался от монгольского нашествия, только направлен он был не на запад, а на восток. Башкирская даруга или татарский юрт – все равно подвергалось разгрому – казаки, готовясь к великому походу, запасались скотом и конями, отымая их у кочевников. Тунгусы и самоеды предусмотрительно откочевывали в глубь тайги, где их было не взять. Лишь через полгода степи Зауралья и Южной Сибири успокоились, прекратились грабежи и восстановилась торговля.

Далее продвижение совершалось относительно мирно. Буряты, недавно усмиренные Хабаровым, уже не пытались оказывать сопротивления, а словно во времена Чингиза, подхваченные волной переселения, двинулись вслед русскому войску, обрушившись на Маньчжурию. Якутские племена, лет сорок назад добровольно пошедшие под русскую руку, сейчас, обрадованные, что буряты – их извечные враги – уходят, исправно снабжали русское войско всяческим припасом. Наивно было бы думать, что во время передвижения войск и народов никто не пострадал, но серьезных столкновений в этот период не отмечено.

Зиму 1670/71 года казачьи отряды провели в сибирских городках, растянувшись более чем на тысячу верст, от Иркутска и Братского острога до Нерчинска, Албазина и Апинска. К тому времени это уже не была единая армия, ведомая общим командиром, но широкое народное движение по освоению восточных земель. Поэтому предполагавшийся вначале поход на Китай был отменен и основные силы казаков направились на север вдоль побережья Охотского моря. В те времена побережье было мало доступно пешеходам, однако движение происходило быстро, ибо большую часть пути передовые отряды преодолели на кораблях, вышедших из устья Амура. Корабли эти были срублены еще экспедицией Пояркова.

Неизвестно, был ли жив в эту пору сам Василий Поярков – в писцовой сказке упомянуты лишь «люди Пояркова». Корабли предназначались для переправы на Камчатку, которая тогда многими принималась за остров. Обогнув Камчатку, отряды землепроходцев встретились с промышленниками Семена Дежнева, которые добывали в этих краях моржа. От них Сережка Кривой услышал рассказы о большой земле Алашке, лежащей, по словам эскимосов, по ту сторону неширокого пролива.

Основными объектами добычи на севере были моржовая и мамонтовая кость, а также мягкая рухлядь: соболь, горностай, песец, но в первую руку – черно-бурая лиса. Добывать эти богатства грабежом немыслимо, так что задолго до прихода Сергея Кривого русские гости наладили с местными народами цивилизованное общение. На инородцев был наложен малый ясак, все остальное приобреталось в обмен на привозные товары. Единственный народ, не принявший общие условия, – чукчи, которые оказали отчаянное сопротивление пришельцам. Но если небольшим отрядам промышленников они могли сопротивляться, то с приходом Сергея Кривого судьба их была решена, так что сегодня лишь в анекдотах сохранилась память о «чукше лежачей». Зато нивхи на юге, коряки и эскимосы на севере получили мощный толчок в своем развитии.