Марина Наумова - Бэтмен

И еще она могла бы утверждать с проницательностью, доступной только женщинам — Брюс был одинок.

— Вот, молодой хозяин Брюс ехал на серой… — рассказывал Альфред, словно забывший здесь свою лакейскую должность и ставший вдруг настоящим другом семьи. Или — частью этой семьи, в которой, кроме Вейна, никого пока не было? — А я сидел на гнедой, как старый мешок с картошкой. Это был первый и последний раз, когда я учил его ездить верхом. — Альфред запнулся, замолк и продолжил снова, уже несколько в другой тональности. Ну, ладно. Я, кажется, достаточно утомился — иду спать… Оставите все, я уберу утром… Спокойной ночи, мисс, — склонил он свою седую голову и удалился.

— Спокойной ночи, Альфред, — дружески отозвался Вейн.

— Спокойной ночи.

Вики с трудом сдержала нежную улыбку. Здесь легко было стать сентиментальной и совсем этого не стесняться.

— Он замечательный, — сказала она, заглядывая Брюсу в глаза. — И так любит вас!

— Альфред? Он просто великолепен, — добродушно отозвался Брюс. Нет, Вики не почудилось, он действительно говорил о старике, как о человеке очень ему близком.

— Он напоминает мне моего деда, — призналась Вики.

Брюс наполнил бокалы и отставил бутылку в сторону.

— Вы были с ним близки? — тихо спросил он.

— Да, я проводила летние каникулы с ним и с бабушкой. — Вики подперла голову руками. Вейн тоже принял более непринужденную позу. — У них был домик у озера… Не такой, конечно, но мне было весело. Да. — Ей вдруг показалось, что она знакома с Брюсом давным-давно. И кто только выдумал, что богатые — не такие же люди, как все? — А ваша семья?

Вдруг Вики показалось, что по лицу Вейна пробежала какая-то тень. Это произошло настолько быстро, что девушка не стала бы клясться, что заметила это наверняка.

Брюс сидел возле нее, опершись щекою на руку.

— Ну… вообще-то, Альфред — единственный член моей семьи… ответил он спокойно.

«Я так и думала», — почему-то улыбнулась про себя Вики.

— Знаете, — сказала она после небольшой паузы, — этот дом, эти вещи они не подходят вам. То есть — кое-какие вещи очень подходят, а другие нет. Надеюсь, та столовая совсем не такая, как вы…

— Да уж! — с улыбкой ответил Брюс.

И оба весело рассмеялись…

Бывают помещения, абсолютно на себя не похожие. Вряд ли кто-то смог бы признать в этой вечно погруженной в полумрак комнате с зеленоватыми стенами и тянущимися вдоль них трубами операционную.

И тем не менее это была операционная. Это подтверждали и стоящие вдоль стен каталки и разложенные на столике хирургические инструменты. Правда, расположенное в центре комнаты кресло уместнее смотрелось бы в приемной стоматолога.

В кресле сидел пациент. По одежде в нем можно было признать представителя мужского пола, но лицо его не узнала бы сейчас даже родная мать — оно было полностью скрыто бинтами. Что-то зловещее скрывалось сейчас в его облике, вид блестящих хирургических инструментов только подчеркивал общую мрачность.

Не мог настроить на веселый лад и внешний облик хирурга, больше похожего на мясника.

Что ни говори, подозрительно выглядела эта не похожая на себя операционная!

Что-то бормоча себе под нос, хирург направился в сторону кресла. По-видимому услышав его шаги, пациент привстал и жестом попросил или что-то подать, или просто подойти ближе.

— Ну-ка, посмотрим, что у нас получилось, — пробормотал хирург, прикасаясь к бинтам.

Разматывал бинты он довольно долго — было видно, как с каждой новой секундой пациент теряет терпение.

Наконец, последняя полоска марли взмыла в воздух, открывая голую кожу.

Для того чтобы лучше рассмотреть свое произведение, хирург нагнулся: слабый свет мешал ему сделать это на расстоянии.

Неожиданно его зрачки расширились от ужаса, он прошептал:

— О, Господи! — и отпрянул.

При этих словах Джек Непьюр, сидящий в кресле, вздрогнул. Что же этот мерзавец сотворил с его лицом?

Похоже, нечто ужасное — хирург замер и теперь молча пялился на него.

— Зеркало! — выдавил из себя Джек, чувствуя, как внутри у него что-то оборвалось. Неужели его теперь ждет новая жизнь — жизнь урода, от которого все будут только шарахаться? Нет, только не это!

«А что? — подумал он. — Любая жизнь — все равно жизнь. Главное, чтобы виновники теперь поплатились!»

— Зеркало! — закричал он, на этот раз более требовательно.

Очнувшись после первого шока, хирург кинулся выполнять его приказание.

Через секунду Джек Непьюр поднес холодное стекло к своему лицу.

— Вы понимаете, — холодея от ужаса, заговорил хирург, — почти все нервные окончания были повреждены, мистер Непьюр… И вы видите — указал он на столик с инструментами полувековой давности, — с чем мне приходится работать.

В ответ ему прозвучал негромкий смех. С каждой секундой он все усиливался, пока не превратился в истерический гогот.

Возникший перед глазами Джека собственный портрет заслуживает особого описания.

Верхняя часть лица пострадала мало — во всяком случае внешне, она только утратила свою подвижность и даже лишилась части морщин. Но нижняя… Пусть главное изменение произошло только со ртом, — этого было достаточно, чтобы напугать любого неподготовленного человека.

Скорее всего, хирургу для работы просто не хватило кожи, и он подтянул ее на наиболее обожженные места со щек. Так или иначе, рот Джека застыл в невероятно уродливой, обнажающей десны улыбке. В сочетании с жестоким и диковатым выражением глаз, она представляла собой жуткое зрелище, пришедшее из пьяного кошмара или тяжелого наркотического сна.

Так теперь выглядел Джек, еще недавно способный своей красотой отбить девочку у самого шефа, всегда гордившийся и тщательно оберегавший свой внешний вид. Красавчик Джек, очаровашка Джек… Во что превратила его сейчас злодейка-судьба? Зачем только понадобилось ей создавать из человека такого зловещего клоуна?

«Я — клоун… — дико хохотал неестественным смехом Джек, — нет — я Джокер… Меня заставили смеяться — и я буду смеяться на беду всем! Все, все еще поплачут за этот мой смех… Готовьтесь к тем шуточкам, которые я перед вами разыграю! Это будут очень хорошие шутки, только похохотать над ними смогу один я!»

В сердцах он швырнул зеркало на столик с инструментами. Послышался звон разбитого стекла, но он был едва слышен среди дикого смеха.

Не прекращая хохотать, Джек встал.

Хирург трусливо выскользнул из помещения.

Клоун-чудовище медленно побрел по операционной, неловко пошатываясь. Пусть! — клоун и должен быть внешне нелеп — такова была плата за право смешить и смеяться над смеющимися.

Джек Непьюр входил в новый образ, который надолго должен был запомниться жителям города Готэма.