Надежда Первухина - ПРОСНУТЬСЯ ЖИВЫМ

– Что ты несешь, дурак, таких и болезней-то нет…

– Вот если бы эта баба на меня насела, то были бы! - глубокомысленно поднял палец Степан.- Но бог миловал. Постояла она надо мной, оглядела всего с головы до копчика и повернулась к Надежде со словами: «Ты покрупнее жертву не могла найти? Кошелка ты дырявая! Тебе бы только о промежности своей думать, а не о деле! Смотри, Аукера, не исполнишь своего замысла, лишишься и того, что имеешь!»

Надежда ей что-то принялась вякать на иностранном языке. Поругались они так минуты две-три, потом Вупи махнула рукой:

– Ладно, хватит препираться! Пора дело делать.

Достала откуда-то (из воздуха, что ли?!) длинный ремень и вокруг меня его уложила. Я было подняться хотел, но тетка так на меня глянула, что я обратно лопатками в ковер вжался и только глазами за процессом наблюдаю.

А от ремня этого пованивает как-то странно. Пригляделся я: елы-палы, это ж змеи дохлые, между собой за хвосты и головы связанные!

– Змеи? - переспросил Викентий.

– Они самые! И их там было потом - сказать страшно.

– Ну… Ты все-таки говори. Может, банан съешь?

– «Съешь»! Я, Кешаня, с тех пор как в этой больничке оказался, и рад бы что поесть, да не могу: тут же все обратно выхлестывает!

– Что врачи говорят?

– Отходняк, говорят, после наркоза. А я так сам себе думаю: это все со мной из-за того, что Надежда и ее Вупи тогда делали. Ты слушай…

Вупи эта тоже заголилась (чулки, правда, оставила), но там смотреть не на что: живот отвис, задница размером с кресло; отстой, короче. Вот. И легла Вупи на ковер слева от меня, а Надежда лежит справа. И ни ногой, ни рукой они за ремень вонючий не цепляются. Полежали-полежали, да и запели. Мотив, знаешь, знакомый: вроде «Ой, мороз, мороз!», а слова все непонятные. И жуткие какие-то. Потому что под эти песнопения со всех углов, из-под ковров, с тренажеров, с потолка даже полезли змеи! Но ко мне, правда, ни одна тварь ползучая не приблизилась даже, видно, из-за ремня. А уж по этим бабам как змеи ползали - триллер, и только! Смотрю: у Надежды к грудям две змеи присосались, одна вокруг головы обвилась, с извращенкой этой лижется-целуется, а еще один, здоровенный такой, вроде удава, прямо промеж ног полез! Гляжу на черномазую: та совсем под змеями скрылась, одни глаза блестят, жутко так. И уже ничего не слышно в комнате, кроме змеиного шипения… Чувствую, сознание у меня от этого мутится, и тут…

Надежда и Вупи разом руки, обвитые змеями, подняли да как закричат: «Алулу Оа Вамбонга! Алулу Оа Вамбонга! Алулу Оа Вамбонга!»

– Это ведь настоящее имя того самого Луи! - воскликнул, не помня себя, Викентий.

– Знаю,- хмуро кивнул Степан.- Тут я его и узрел. Он с потолка спускался, полупрозрачный такой. Сам смуглый, а одежды вроде простыней, белые. И на голове что-то блестящее, наподобие короны. А глаза нечеловечьи - цвета расплавленного золота глаза.

– И что?!

– Он метаться стал под потолком, а змеи все за ним. Но, видно, он змей не очень любил, потому приземляться на пол не стал и еще принялся в тварей ползучих какими-то блестящими дротиками кидать, да метко так! Я ему ору: «Мужик, вали отсюда, тут сплошной экстрим, и меня с собой захвати!» Тут он на меня и поглядел…- Степан замолчал, откинулся на подушку, полуприкрыл глаза.

– И что? Что? - назойливо вопрошал Викентий, которому весь рассказ Степана мог показаться фильмом в жанре экшн, кабы не его собственная жизнь.- Степан, ты не молчи только. Тебе плохо? Воды? Пива?

– Ничего не надо,- изменившимся, осевшим каким-то голосом заговорил Степан, не открывая глаз.- Он увидел меня - единственного защищенного от змей, и… Дальше ничего не было. Темнота. Наверное, я сознание потерял. Надолго. Очнулся от боли и увидел, что негритоска и Надежда пальцами режут мне живот и вкладывают туда змею… Но я понял, что это бред, и опять отключился. Совсем очнулся уже здесь, в клинике. Оказалось, врачи меня подобрали прямо у порога, я весь кровью истекал. Они меня на операционный стол, вскрыли - а у меня внутри нож был золотой. В виде змеи. Нож они, конечно, себе забрали и теперь говорят, что у меня был аппендицит. Такого аппендицита заклятому врагу не пожелаешь…

Речь Степана становилась все тише и несвязней, Викентию пришлось наклониться к подушке, чтобы слышать, о чем говорит друг.

– Устал я, устал я. Знаешь ли ты, смертный человек, о такой усталости? Путь славы и скорби, он утомителен. И все меньше тех, кому ты склонен доверять на этом пути… И путь становится черным колодцем, в котором, бросив камень, не услышишь всплеска… Тяжело нести бремя истинного знания. Тяжело знать, что не с кем разделить это бремя… А еще тяжелее понимать, что от тебя жаждут не знания, а золота…

– Степан,- тихо коснулся костлявого плеча Викентий.- Гремлин… Бредишь ты.

– Выслушай, смертный,- шептал с закрытыми глазами Степан.- Выслушай и помни: ей нельзя доверять Главную Власть. Ибо она из тех, кто даже в небе видит лишь свое отражение. Не верь ей. Не подчиняйся ей, пока сможешь. Разбей ее зеркала и спутай ее нити… Только не давай Главную…

– Степан! - крикнул Викентий, на которого эта речь произвела пугающее впечатление.- Очнись!

– Да.- И Степан замолчал, свесив голову на грудь.

– О господи! - вскинулся Викентий и принялся щупать у друга пульс. Пульса не было.

– Сестра! Кто-нибудь! Дефибриллятор, быстро! - заорал практикующий маг, выбегая из палаты в коридор.

От страха за друга у него вылетели из головы все вопросы. Например, почему на втором этаже загадочного особняка он обнаружил Степанов мобильник. Почему этот мобильник звонил и кто-то голосом Степана умолял Викентия бежать… Сейчас было не до этого. Вересаев, как бывший врач, быстро сориентировался, и через минуту у постели его друга суетилась уже целая реанимационная бригада, возвращая Гремлина к жизни.

– Степан, ты меня слышишь?! - прорывался в сознание друга Викентий.

– Да,- отозвался наконец Степан, но каким-то незнакомым голосом.

– Паразит, всех на уши поставил,- облегченно констатировала реанимационная бригада и вымелась прочь, оставив Степана наедине с Викентием и капельницей.

– Ты иди, Кеша, иди, кореш,- повелительно проговорил Степан.- Спасибо, что навестил. Завтра приходи, и мы обо всем договорим.

– Тебе точно легче? - напрягался Викентий, разглядывая лицо друга, упрямо не открывавшего глаз.

– Да. Иди. Счастливо тебе.

Викентий пожал Степанову руку, застывшую поверх одеяла, и пошел к двери. И услышал странное:

– Тот, кто обрел меня, оставил для тебя знак и велел бежать. Он хочет, чтобы ты спасся. Он не желает нашей гибели.

Викентий в изумлении обернулся. Степан полусидел в кровати и смотрел на Викентия в упор.

Нечеловечьими глазами. Глазами цвета расплавленного золота.