Сергей Герасимов - Изобретение зла

- Уааауууу? - спросил чужой мальчик.

- Не можешь говорить - напиши.

Чужой взял карандаш и написал. Фиолетовый поднес записку к светящемуся котенку. "А на шее можешь?", - прочел он.

- Могу.

Фиолетовый показал и на шее. Ни у кого из чужих этот фокус не получался.

- А если проволоку взять? - спросил Черный.

Кусок медной проволоки открутили от ножки кровати. Это была кровать

Зеленого, на ней было полно наклеек, нашлепок, налепок и всяких накруток.

Проволока намотана на трех ножках из четырех.

Фиолетовый положил кусок проволоки и поставил палец рядом. Черный спокойно наблюдал. Пока что проволока не шевелилась.

- А может, сразу вокруг шеи попробуешь? - спросил Черный.

- Могу. Запросто.

Он обмотал проволокой шею.

- Все, - сказал Черный и столкнул банку со светящимся котенком под кровати.

Сразу стало темнее. Фиолетовый начал хрипеть и дергаться. Вскоре затих.

- Первый есть, - сказал Черный. - С почином меня. Правда, поздновато, как ты думаешь?

Он обращался ко мне.

- Не первый, а второй, - ответил я.

- Да, ещё и Белый. Конечно. Ты говоришь, кто-то успел уйти?

- Успел Пестрый, а Зеленый струсил.

- Теперь уже не уйдешь. Поздно. А ведь остались только мы с тобой - я Синюю не считаю. Ей не выжить.

- Есть ещё Серый.

- Скоро не будет.

Банка немного покаталась под кроватями и быстро остановилась. Решили, что банка застряла и вытащили её в проход. Но котенок уже умер, так было совсем неинтересно. А ещё говорят, что кошки живучие.

Я вытащил котенка и потрогал. Так странно. Котенок был совсем как живой, его глаза ещё не остыли и чуть светились - как лампочки, которым не хватает электричества. Он был ещё мягкий и теплый, но то безошибочное чувство, которое есть в каждом из нас, которое различает живое и мертвое не хуже, чем зрение различает цвета, - это чувство говорило, что жизнь ушла. Это было похоже на фокус, когда касаешься переплетенных пальцев карандашом и чувствуешь два карандаша, а видишь один. Пальцы говорят одно, а глаза другое. Два и один.

Жизнь и смерть. Просто убить и просто умереть. Можно убить кого угодно. Кого?

Черного, например. Если бы для этого пришлось пошевелить пальцем, то пошевелил бы? Конечно.

Я пошевелил пальцами - одним, другим и всеми сразу для верности. Потом встал и пошел к двери. Все уже ушли, пока я думал о пальцах. Я вечно задумаюсь и пропущу что-нибудь интересное. Они ушли подбрасывать мертвого котенка к девчонкам. Наверное, повесят его на веревке. Черный сам веревку в руки не возьмет - не совсем же он дурак. Даже я сразу понял, что веревка сделает.

Жаль, что больше нечего убивать. Я поднял банку и бросил её в стену. Она не разбилась.

Вошел Черный и ещё двое.

- Видел змею в коридоре?

- Ага.

- Она щас укусила Серого. Он немножко покорчился и уже готов. Мы его оттащили в Синюю Комнату, пусть так пока поваляется. Я же сказал, что его скоро не будет.

- А змея?

- Мы её задавили. Нечего под ногами ползать. Змея не может укусить с ядом два раза подряд. Она, конечно, кусалась, но не смертельно, только больно. Вот, смотри.

Он показал мне небольшую припухлость на запястье.

- У тебя есть карандаш?

- Найду, - ответил я.

- Дай фонарик. И тетрадку давай.

Черный положил тетрадь на подоконник рядом с фонариком и приготовился писать. Из переулка взметнулся зеленый луч и за окном посыпалась штукатурка.

Черный схватил фонарик и присел.

- Что это с ними? - спросил я.

- Стреляют на свет.

- Раньше не стреляли.

- То раньше было!

Мы примостились на полу между кроватями (неровный овал света с пятном в центре). Черный, подумав, начал писать.

Он каллиграфически вывел:

т а к б у д е т с к а ж д ы м

- Ого, какие у тебя красивые буквы! - удивился я.

- А ты думал, что я вообще писать не умею?

- Вроде того.

- У, когда-то я был совсем паинькой, - сказал Черный и коротко засмеялся.

Кто умеет рисовать череп?

- А зачем?

- Будем цеплять табличку на каждого убитого. Так будет веселеее.

- А сколько нужно табличек?

- Ну, уже три или четыре, - задумался Черный, - так, не меньше десяти. Ну, кто умеет?

- Я! - я выхватил карандаш. Чужие красивые буквы заставляли меня хвастаться. - Смотри, как надо!

Я нарисовал тот череп, который мельком увидел в тяжелой коричневой книжке у доктора, и подписал внизу небольшие буквы чужого языка.

- Ну, это да! А это что?

- А это они всегда так под черепом пишут, я точно знаю.

Потом мы пошли к столу дежурной. Зеленая змея снова проползла поперек коридора из стены в стену, но на этот раз она была далеко.

- Ты же сказал, что её задавили?

- Одну задавили, а другая народилась. Их скоро полно здесь расползается.

- А что делать?

- Не трогать их и не дергаться.

- Может, попробуем уйти?

- Как?

- Через окно, внизу, - предположил я.

- Если через разбитое, то осколки проткнут тебя насквозь, а если через открытое, то оно тепя напополам прищимит.

- Эти змеи мне не нравятся, - сказал я.

- Ничего, ты скоро увидишь такое, что в этих змей просто влюбишься.

Мы подошли к столу. Котенок лежал на полу, рядом, наполовину освещенный жестким голым светом, наполовину - зеленоватым отсветом абажура. Серенький, в полосочку, на вид совсем живой и даже ласковый. Только морда его выдает - у котят такие клыки не торчат.

Девочки пищали у себя в палате, просовывали в двери распатланные головы и выталкивали друг друга не совсем одетыми (чтобы громче пищалось снаружи), но выходить стеснялись.

Черный взглянул на них, взял у меня листочек с черепом и пририсовал два сердца, пробитые стрелой.

- Зачем?

- Следующей будет Ленка.

- Пойдем её убивать?

- Никто её убивать не будет, - обьяснил Черный, - просто она сейчас бегает по этажам и ловит змею.

- А змея ей зачем?

- Хочет, чтобы её змея укусила. Хочет быть вместе со своим Сереньким. Они с ним вроде так договорились: если умирать, то только вместе.

Я вспомнил глупого Серого с его глупыми мечтаниями влух: "...я тоже так хочу, вот она мне скажет: "прыгни из окна", а я прыгну. А она прибежит вниз, а я уже разбился, но я ещё живой. И она будет плакать, плакать..."

- Когда же они успели сговориться? - удивился я. - Еще недавно

Ленке плевать на него было. А вообще правильно, все равно всех убьют.

Значит, и меня тоже, но это почему-то не огорчало. Я заметил, что перестал бояться смерти.

- Неправильно, - ответил Черный, - Ленка была не в игре, она могла бы остаться живой. Но если хочет, значит хочет.

Я посмотрел на котенка. Он шевелился.

- Смотри!

Котенок встал и осмотрелся. Его морда ещё больше стала напоминать крокодилью - даже тяжелый нос опускался к земле. Глаза уже не светились.

Котенок посмотрел на нас, отвернулся и ушел. Уходя, он увеличивался. Была полная иллюзия того, что он стоит на месте, а коридор проплывает под его лапами.