Клиффорд Саймак - Роковая кукла. Сборник фантастических романов

Он вытянул толстую коротенькую ручку, словно хотел нащупать что-то перед собой. Но то, что он хотел тронуть, существовало только в его воображении.

Я прав — судя по всему, это безумие. Безумно считать, что слепой человек, слышащий голоса — нет, не голоса, а один единственный голос, — способен провести нас через тысячи световых лет, сначала к галактическому центру, а потом за его пределы, в неизведанную область, на планету, известную ему одному. Всегда находились люди, которые слышали голоса, но до сих пор мало кто обращал на них внимание.

— Здесь город, — объясняла слепому Сара. — Огромный белый город, а деревья — выше города, они уходят вверх и вверх на мили. Это то, что вы видите?

— Нет, — ответил Джордж, весь зачарованно обратившись в слух. — Нет, я вижу не это. Я не вижу ни города, ни деревьев, — он набрал воздух. — Я вижу, — сказал он, — я вижу…

Джордж попытался найти слова, но в конце концов сдался. Он размахивал руками, и его лицо морщилось от усилия поведать нам о том, что он видит.

— Я не могу объяснить вам, — прошептал он, — я не могу подобрать слова, я теряюсь в мыслях.

— К нам идут! — сказал монах Тэкк, показывая на город. — Не разобрать, что там происходит… Какое-то мерцание. Как будто что-то движется.

Я всмотрелся и действительно заметил мерцание. Но разглядеть что-либо еще было невозможно. Где-то там, у подножия городской стены ощущалось волнение, неотчетливое движение и блеск.

Сара смотрела в бинокль, потом она передала его мне, стянув ремень с плеча.

— Что вы думаете об этом, капитан?

Я приблизил бинокль к глазам и начал настраивать его до тех пор, пока не засек движение. Сперва я увидел передвигающееся пятно, оно медленно увеличивалось, потом распалось. Лошади? Я был изумлен. Как ни странно, но это были именно лошади. К нам скакали белые лошади — ведь если здесь и есть такие животные, то они, конечно, должны быть белыми! — и, к тому же, очень забавные лошади. Они бежали необычно, не так, как бегают лошади, они двигались неустойчивым аллюром, забавно раскачиваясь.

Когда они приблизились, я смог лучше разглядеть их. Это действительно были лошади. Настоящие лошади — изысканно стоящие уши, изогнутые шеи, раздутые ноздри, и даже гривы, — хоть и неподвижные, но как будто вздыбленные ветром. Подобные изображения обычно помещают на календарях, где лошади застывают навеки в позе, выбранной для них художником. А их ноги? Нет же, не ноги, заметил я. Совсем не ноги, а полозья. Две пары полозьев — передняя и задняя, и когда лошади бежали, они поочередно касались ими земли — то раскачивались на передней, более узкой паре, то на задней.

В недоумении я опустил бинокль, передал его Саре и продолжал наблюдать за приближающимися лошадьми. Их было восемь, и все они были белые, похожие друг на друга так, что их нельзя было различить.

Сара убрала бинокль.

— Карусель, — сказала она.

— Карусель?

— Вот именно. Такая хитрая механическая штуковина, на ярмарках, или карнавалах, или в луна-парках.

Я отрицательно покачал головой.

— Я никогда не был в луна-парке. Но когда я был ребенком, у меня был конь-качалка.

Восемь лошадей стремительно приблизились и постепенно остановились. Даже на месте они продолжали слабо раскачиваться вперед и назад.

Стоящая впереди лошадь начала вещать на межкосмическом жаргоне. Этот язык уже существовал, когда человек более двадцати веков назад появился в космосе. Он был составлен из терминов, фраз и слов, выбранных из сотни различных языков и в конце концов превратился в подобие тарабарщины, но при его помощи существа, не похожие друг на друга, все же получили возможность общаться.

— Мы — лошади-качалки, — сказала лошадь. — Меня зовут Доббин, и мы пришли, чтобы забрать вас с собой.

Пока Доббин говорил, не дрогнула пи одна частица его тела. Он просто стоял перед нами — уши стоймя, точеные ноздри, развевающаяся на несуществующем ветру грива. У меня даже сложилось впечатление, что слова, которые он произносил, исходили из его ушей.

— Думаю, они очень милы, — восхитилась Сара, и это было в ее духе. Ей действительно хотелось думать, что они «очень милы».

Доббин не моргнул и глазом в ее сторону.

— Мы настаиваем на том, чтобы вы поторопились, — сказал он. — Для каждого есть оседланная лошадь, а четверо из нас помогут вам перевезти груз. Мы не располагаем временем.

Все, что происходило, не нравилось мне, совсем не нравилось. Плевал я на эту качалку!

— Мы не любим, когда нас подгоняют, — сказал я Доббину. — Если у вас нету времени, то мы проведем ночь на корабле и отправимся завтра утром.

— Нет! Нет! — страстно возразила лошадка. — Это невозможно. С заходом солнца возникнет великая опасность. Вы должны быть спрятаны до захода солнца.

— Почему бы нам не сделать так, как он говорит? — предложил Тэкк, поплотнее закутываясь в рясу. — Мне не нравится здесь. Если время поджимает, то мы можем вернуться и собрать веши потом.

Доббин ответил:

— Мы возьмем ваш груз сейчас. Утром будет некогда.

— Мне кажется, — заявил я Доббину, — вы спешите. И если это правда, то почему бы вам попросту не повернуться и не уйти туда, откуда вы явились? Мы сами можем позаботиться о себе.

— Капитан Росс, — решительно сказала Сара Фостер. — Я не собираюсь идти пешком, если есть шанс двигаться верхом. Я полагаю, вы ведете себя глупо.

— Очень может быть, — рассердился я, — но я терпеть не могу, когда мной командуют нахальные роботы.

— Мы — лошади-качалки, — сказал Доббин. — Мы не роботы.

— Вы человеческие качалки?

— Я вас не понимаю.

— Вас сделали люди? Я имею в виду — существа, похожие на нас?

— Я не знаю, — ответил Доббин.

— Как бы не так! — сказал я и обратился к Смиту. — Джордж!

Слепой повернул ко мне одутловатое лицо. Восторженное выражение как будто прилипло к нему.

— В чем дело, капитан?

— Скажите-ка, Джордж, когда вы толковали о том о сем со своим приятелем, не упоминался ли в ваших беседах какой-нибудь конек?

— Мой конек? Вы имеете в виду коллекционирование?

— Нет, — сказал я. — Я подразумеваю конька, который качается. Вы говорили про коня-качалку?

— Впервые слышу, — ответил слепой.

— Но ведь у вас были игрушки, когда вы были ребенком?

Слепой вздохнул.

— Не такие, как вы думаете. Я слепой от рождения. Я никогда не был зрячим. Игрушек, обычных для других детей, не было…

— Капитан, — Сара злилась, — вы нелепы. К чему все эти подозрения?

— Я объясню, — сказал я столь же злобно. — И ответ прост…

— Я знаю… Я знаю. Вы подозревали всех и каждого — и тем самым спасали свою шкуру.

— Милостивая госпожа, — вмешался Доббин, — я прошу вас, поверьте: как только зайдет солнце, вам будет угрожать страшная опасность. Я умоляю вас, я заклинаю вас, настоятельно советую отправиться с нами, и как можно скорее.