Роальд Даль - Смерть Вселенной. Сборник

В сборник также включены «твердые» научные фантасты (Дик, Силверберг, Шекли), близкие по духу «новой волне». Ведь «волна» — это не только литературное направление, стиль или образ мысли. Это прежде всего способность писателя не стоять на месте, ибо спокойная, тихая гавань — не для тех, кого называют «нововолнистами».

Теперь попробуем перечислить некоторые особенности «новой волны», отличающие ее от фантастики «золотого века» 20–40-х годов:

1. Отсутствие увлекательного сюжета, обязательного для «твердой» НФ. Допускается бессюжетная и даже абсурдистская фантастика. Лучший тому пример — сборник «психоделических» рассказов Балларда «Выставка жестокости».

2. Эстетика шока: открытая демонстрация тех сторон жизни, о которых традиционная фантастика предпочитала умалчивать Это связано, в частности, с общим раскрепощением общественного сознания в 60-х годах и характерно почти для всех «нововолнистов».

3. Пренебрежение «научностью» НФ. Символ как художественный прием занимает доминирующее положение. Отсюда — притчеобразный характер некоторых произведений.

4 Самопародия, насмешка над расхожими идеями «твердой» НФ преобладает в творчестве многих авторов. Кстати, рассказ Н.Спинрада, включенный в настоящий сборник, — редкий пример пародии на некоторые штампы самой «новой волны».

5. Обращение к прошлому. Героями становятся либо известные исторические личности, либо знаменитые литературные персонажи. Классические произведения НФ переписываются с учетом современных представлений. («Машина пространства» К.Приста, «Франкенштейн Освобожденный» и «Слюнное дерево» Б.Олдисса, «Се — человек» М.Муркока). Этот же прием, впрочем, встречается у «твердых» фантастов.

6. Осмысление различных философских и социологических концепций, модных в XX веке, фрейдизм, экзистенциализм, буддизм… (Яркий пример — Р.Желязны.)

7. Использование слэнга, как существующего, так и фантастического. (Характерно для американских авторов Дилени, Диш, Мальзберг, Дик.)

8. Заимствование приемов модернистской литературы

Излишне объяснять читателю, почему «волна» не могла проникнуть за наши идеологические волнорезы до сего момента Впрочем, если учесть, что некоторые произведения отечественной культуры публикуются спустя более полувека, что говорить о переводах… Но почему знакомство с программными произведениями «нововолнистов» в ближайшее время для русского читателя не состоится, я все-таки объясню Здесь сыграют роль и трудности экономического характера, и сложность перевода большинства произведений. Конкурировать же с развлекательным чтивом «новая волна» не сможет. Хотя не исключена и такая возможность. Будем надеяться на лучшее

В.РЕЛИКТОВ

По утрам на перьях мертвых птиц играли отблески зари. Вот уже два месяца, поднимаясь на палубу сторожевого катера, Криспин наблюдал одну и ту же картину: тысячи и тысячи мертвых птиц, белый ковер тел, покрывший болото и отмели у реки. Тела покачивались на волнах, будто облака, упавшие с неба. Каждый день он видел светловолосую женщину, живущую в доме под обрывом. Она медленно бродила по берегу, обходя огромных, как кондоры, птиц. В основном, это были чайки и поморники, но встречались глупыши и буревестники. Иногда женщина останавливалась и наклонялась, чтобы выдернуть перо из распластанного крыла. Возвращаясь домой по мокрой луговой траве, она несла охапку длинных белых перьев.

Странная женщина, ощипывающая птиц, раньше вызывала у Криспина раздражение. Этих существ, которые во множестве лежали вокруг катера, застрявшего в маленькой бухте, Криспин считал своей собственностью. Ведь это он, и никто иной, устроил птицам, покинувшим гнездовья на побережье Северного моря, форменное побоище. Каждая из них, падая, несла в своем сердце его пулю, словно драгоценный камень.

Провожая взглядом женщину, бредущую по заросшей сорняками лужайке, Криспин снова вспомнил яростную схватку — те несколько часов страха, которые ему пришлось пережить, прежде чем птицы ринулись в последнюю безнадежную атаку. Это сейчас она кажется безнадежной, когда их тела лежат на склизком мхе холодных болот графства Норфолк, а каких-нибудь два месяца назад, глядя на затмившую небеса птичью стаю, Криспин простился с жизнью.

Птицы были огромны: их крылья, достигавшие в размере двадцати Футов, закрывали солнце. Криспин метался по палубе, как сумасшедший, надрывался, перенося цинковые ящики с патронами из трюма к пулеметной установке, торопливо заправляя ленты в патронники пулеметов, — а тем временем Квимби, молоденький дурачок с фермы на Лонг-Рич, которого Криспин уговорил пойти к нему заряжающим, приплясывал на носу катера и что-то орал, отскакивая от огромных юней, скользящих по палубе. Когда птицы бросились в атаку, и показалось, будто в небе блеснула коса, Криспин едва успел забраться в тесную, под ширину плеч, башенку. И все же он победил: встретил огнем первую волну воздушной армады, а затем развернул установку и скосил очередями вторую стаю, летевшую над самой рекой. Катер дрожал от ударов — птицы бились о борт выше ватерлинии. Они были везде, куда ни глянь: парили в небе, словно кричащие распятия, рушились на палубу, цеплялись за оснастку, а Криспин поворачивал раскалившиеся стволы и вел непрерывный огонь. Десятки раз он прощался с жизнью, проклиная тех, по чьей вине оказался на этом ржавом корыте вместе с дураком Квимби, которому даже жалованье вынужден был платить из собственного кармана.

Но позже, когда ему казалось, что битве не будет конца, когда почти не оставалось патронов, а в небе по-прежнему было полно белых распятий, он заметил карлика — тот скакал по трупам, наваленным на палубе, и сбрасывал их в воду с помощью двузубых вил.

Затем наступил перелом. Услышав, что огонь прекратился, Квимби принес патронов. Его впалая грудь и лицо были в крови и в пуху, и он хотел одного — видеть, как гибнут птицы. Тогда Криспин понял, что победил. Крича от страха и ярости, он перебил атакующих птиц и застрелил несколько едва оперившихся сапсанов, улетавших в сторону обрыва. Прошел еще час, река и притоки вокруг катера покраснели от крови, а Криспин все сидел в башенке и палил в небеса, дерзнувшие бросить ему вызов.

Потом возбуждение улеглось, сердце перестало стучать как молот, и Криспин осознал, что единственным свидетелем его подвига, его стойкости в небесном Армагеддоне оказался маленький, косолапый идиот, которого никто даже слушать не станет. Была еще светловолосая женщина, но тогда Криспин не знал о ее существовании. Она пряталась у себя в доме и лишь через несколько часов вышла на берег и стала бродить среди трупов. Но Криспин не очень огорчался — птицы, лежащие всюду, куда ни глянь, радовали глаз. Он велел Квимби возвращаться на ферму и проследил с палубы, как тот спустился по реке в лодке, пробираясь между вздувшимися телами. Затем, перекрестив грудь пулеметными лентами, Криспин поднялся на мостик катера, а точнее, старого каботажного судна, спешно переоборудованного два года назад, когда впервые появились стаи птиц-великанов.