Владимир Журавлев - Опьяненные свободой

Я дернулся вызвать боевую пятерку — и замер. Это же архив. То, что должно было случиться, уже случилось. Пропустил «горный орел», раззява!

Что-то там произошло в роще, пока я рычал и скалился. Словно черный тигр заметался во тьме. А как еще понять такой характерный рык, а потом хрипы?

— Мои труды здесь не закончены! — с угрозой сказал знакомый голос. — Не мешать!

Передушил он всех, что ли? Молчат ведь.

— Согласитесь, ваша история вызывает множество вопросов у нормального человека, — неожиданно интеллигентно отозвался кто-то.

Ну надо же, там еще кто-то жив! Наверно, потому что вежливый.

— А то в вашей конторе есть нормальные люди!

— Нету, — неожиданно согласился живой и вежливый, вылезая из кустов.

Улетел он туда, что ли?

— Вопросы есть у меня, — холодно продолжил вежливый. — Лично у меня. Понятно?

— С чего бы? Не высовывайся. Это же ваш девиз?

— А я верен присяге, — сообщил тип. — И не позволю бродить по стране предателю и убийце. А на ваше каратэ хватит одной пули. В ваших сказках фигурируют некие горы, горные кланы, война… Характерный набор, не правда ли? И лучше бы вам объясниться прямо сейчас. Потому что другого шанса я вам не дам. И без вас работы полно.

— Долдон ты пограничный, — грустно отозвался Иван. — Мало я вас на Границе гонял, обнаглели…

Он поразмыслил о чем-то.

— Нет у меня времени! — с досадой заключил он. — Как-то ты некстати. Или кстати?… Ладно, обмен: ты помогаешь мне, я отдаю тебе всю правду, и даже с комментариями. И делай потом с ней, что хочешь! Но учти: той правде ты не обрадуешься! И захочешь отказаться, да вряд ли сможешь — если действительно верен присяге!

— Без кликушества, хорошо? — мягко предложил вежливый тип. — Вам действительно в больницу бы, в настоящую… Хорошо. Обсудим предложение. Что за помощь?…

Тихо поехала в сторону дверь, и в операторскую просочился Эдуард Цветков, наш информационный бог. Он заведует у нас телевидением, что при отсутствии конкурентов делает его очень важной личностью. К командирам он не имеет никакого отношения, однако к пультам слежения Информаторий его пропускает. Значит, допуск у него имеется, и не ниже, чем у боевых пятерок. А у кого выше, кстати? Ну, у капитана командирского корпуса. У гипотетического капитана. И больше ни у кого. Как некстати он пришел-то… Допуск имеет, но не все ему следует наблюдать, по моему мнению. И потому картинка с рябиновой рощей сменяется на следующую. Опять школа, чего и следовало ожидать. И опять танцульки. Запретить, что ли, проводить в школах дискотеки? Форменные ночные клубы получаются. Для малолеток. Учителям дешевый авторитет, а нам головная боль — это нечестное деление. Мы это исправим.

Эдик сверкает массивными очками, оглядывая мониторы, и хозяйски садится на аварийный пульт — и загораживает обзор у Золотых ворот. Я его вежливо удвигаю. Шел бы он отсюда… да ведь не уйдет. Если пришел — значит, ему нужен я. Опять станет пытать нескромными вопросами? Он это любит…

— Почему на дежурстве-то? — вопрошает Эдик, а сам пялится на монитор с сиреневыми ракопауками, соображает, похоже, почему это у дежурных объекты слежения разные, и лишь Золотые ворота — у всех. Пусть копает, ответ такой фантастический, что даже если узнает, все равно не поверит.

— … У вас же завтра судьбоносная игра… отдых положен? — машинально заканчивает он, уставясь на мониторы реального времени. — Эк он… и она тоже… А что, вы и такое под контролем держите?

Я листаю картинку.

— Программа фильтрует звуки агрессии, — поясняю я, как будто оправдываюсь. — Тесты проходит безошибочно, но в практике… индивидуальные особенности речи смещают границы типичного, и оттого возможны некорректные трактовки. Что и случается иногда… вот как сейчас. Ничего страшного. От командиров такие сведения … не распространяются.

Сами виноваты, что засветились. Я их знаю. Они, конечно, муж и жена, но не друг другу. Такими делами не в виноградной беседке надо заниматься, а дома.

— И все же — что не отдыхаете?

— Иван Алексеевич сказал, — бормочу я, просматривая вечерние коридоры, — что нет у нас спортивной кондиции, так что беречь нечего… оп! Это кто ж такой, в картотеку его, в семейные самодуры… Ну, а раз беречь нечего, то можно работать. Вот.

Эдик вместе со мной понаблюдал за попыткой малолеток вскрыть коммуникационный люк. И где они взяли карточку доступа, интересно? Только люк не карточкой открывается, зря пыхтят.

— Володя, серьезно и лично: вы считаете, что победите? Или хотя бы сыграете?

— Мы думаем…а, вот откуда масло на пандусах! Они, поганцы, катаются по нему! Если с самого верха — это какая скорость внизу на выходе? Убить могут, если головой, убиться тоже, естественно… хотя это бы нас не взволновало… Дать бы пинка, такого, чтоб снизу вверх с такой же скоростью!

Я перебросил картинку дежурной смене по блоку, пусть разбираются с экстремалами сами, и попытался вспомнить, о чем начал говорить. Ах да, волейбол.

— Мы думаем, что против команды Рудника мы не сможем ничего. И так, наверно, думают все?

— Все думают, что с площадки вас понесут! — хохотнул Эдик. — Но вы молодцы! Блестящий рекламный ход! Город гудит! Молодежь в экстазе! Все жаждут посмотреть, как всемогущих, ненавистных командиров будут запинывать, унижать и размазывать по площадке! И если вы победите, то станете безоговорочно мифическими героями! Только это бредятина, насчет победы. Вы выйдете, опозоритесь, и плевать на вас потом не станет только ленивый. Но вы молодцы, молодцы! Хотя и самоубийцы.

Если кто и молодец, так это как раз Эдик. Это его трудами весь Город в ажиотажной лихорадке. Умеет подать материал, профессионал!

— Я поднимаю интригу до недопустимого предела, — признался вдруг Эдик. — Если вы проиграете… я вам тогда не завидую. Это будет вам крест на надгробие. Только я такой вот дурак, что верю в победу командиров. Вот такие дела. Вы только выиграйте, ладно?

А вот это уже похоже на мольбу. Эдик тоже прикипел душой к Городу. И хоть не любит он командиров, но понимает, что без нас Городу не жить.

А мне становится страшно. Я-то понимаю больше его. Проигрыш — это всего лишь крест на командирском авторитете и непогрешимости. Ну и что? Будем работать без авторитета, оплевываемые всеми — а куда мы от Города? А вот выигрыш… Это первый шаг на пути к сердцам горожан. Первый шаг по совершенно неизведанному пути. Ох, наломаем дров!

Просмотр архива закончился. Негусто. Дисциплинированные у нас стали горожане. Я с облегчением отворачиваюсь от мониторов.

— Мы выиграем, Эдик, — говорю я. — Ты знаешь, с нами вера в нашу правоту, и воля, и дружба…

— Подумать только! Вот бы взаправду так было! Тогда б дворовые команды на олимпиадах всех громили!