Станислав Гимадеев - Принцип четности

— Он и сейчас заинтригован. Только здесь не видно никакой связи с делом Чистякова и Лыткина. Вот что забавно!

— Не может же Артем по собственному желанию туда ползать! Не может же, Серега!

— Скорее всего, — согласился Сергей. — Но Чистяков, по всей видимости, ни при чем. Нет у них никакой родни в городе. И друзей тоже нет. Выяснили на днях.

— Но Чистяков хотя бы должен знать про похождения своего сыночка!

— Говорит, что не знает. А может, не хочет говорить.

— Так тогда надо самого Артема прижать, — сказал Валера, начиная волноваться. — Кир, же собирался за ним чуть ли не сутками наблюдать… Я же помню. Ходил тогда как заведенный…

— Все правильно, — кивнул Сергей. — Только Артем почему-то пропал.

— Как это так? — удивился Валера. — Куда он мог пропасть?

— И всего за каких-нибудь пару дней, с тех пор, как мы накрыли Чистякова. Вот… Возьми и исчезни. С четверга его в резервации, вроде, никто не видел. Даже сама мамаша не знает, где ее сын. Вот и считай: четверг, пятница и сегодня. Три дня его нет. Если он в городе, то что он так долго там делает?

— А если нет? — сказал Валера озадаченно. — Если не в городе? Тогда где? В лесу, значит, шишки собирает?

— Спроси что-нибудь полегче.

— Что бы тебя спросить полегче? — задумался Валера, но ничего придумать не успел.

Протяжный трубный стон донесся из глубин квартиры. Потом послышался глухой удар.

— Е-мое… — бросил Валера. — Палыч пробудился.

— Серебряков! — долетел из комнаты отчаянный возглас Глеба.

Сергей и Валера быстро покинули балкон.

Дверь в маленькую комнату чуть-чуть приоткрылась, что-то забряцало и заскреблось за ней.

— Кажется, я, наконец, увижу Палыча, — произнес Сергей. — Когда-то это должно было случиться! Вот он этот торжественный момент…

— Инъекцию срочно! — рявкнул Глеб.

Из-за двери послышался глухой, хриплый звук, затем опять последовал тупой удар о стену. Дверь еще раз конвульсивно дернулась.

— Да живее ты! — воскликнул Глеб. — Видишь, он не в духе!..

— Сам-то не можешь, что ли! — огрызнулся Валера, хватая со стола полупустую бутылку водки. — Почему все время мне приходится…

— Шевелись, родной! — взмолился Глеб. — Выползет же сейчас — хрен обратно загонишь!

Валера взял в другую руку стакан, кусок хлеба, огурец и ринулся к двери.

— Двойную дозу закачивай! — крикнул вдогонку Глеб.

— Кого ты учишь, курсант? — презрительно бросил Валера и стремительно скрылся за дверями маленькой комнаты.

Презентация Палыча в очередной раз не состоялась. Сергей покачал головой и рухнул на диван рядом с Кириллом. Тот уже вовсю размахивал руками.

— Да не виноват человек, не виноват! — распаляясь, выкрикивал он. — Ни при чем он, пойми ты, Май!

— Как это ни при чем? — ухмылялся Глеб, теребя ус. — Бросьте вы мне его защищать-то!

— Это его вынуждают обстоятельства! Понимаешь?

— Нет. Никто и ничто его не вынуждает.

— Ведь не люди же выбрали резервацию, Май! Не люди. Это резервация их выбрала! Это она их довела до такого скотского состояния! Разве они виноваты?

— Разве я говорю, что они виноваты? — всплеснул руками Глеб. — Они просто люди и все.

— Но это ты же постоянно, понимаешь, талдычишь, что человек — это скотина!

— Конечно, скотина. Еще какая. Только он в этом и правда не виноват. В том, что он — скотина. И не надо, обер-лейтенант, списывать скотство на внешние обстоятельства.

— Почему это не надо! — упрямо выпалил Кирилл. — Если человека они постоянно окружают!.. Эти проклятые обстоятельства!

— Вот именно! — Глеб поднял вверх палец и откинулся в кресле. — Сначала чума, потом война, сегодня резервация, завтра землетрясение или нашествие пришельцев… Бедненькому человечку всегда подсовывают какие-то обстоятельства. А он, бедняга, ползая в собственных испражнениях, пыхтит: «До чего же меня довели обстоятельства!» Да эти обстоятельства только для того и нужны, чтоб снова и снова человечку показать: смотри, кто ты есть, смотри и не обольщайся! Это просто большая, огромная линза…

— Или кривое зеркало, — вставил Сергей.

— Тоже хорошо… — согласился Глеб. — Вот же ты кто, человечишка, вот, гляди на себя, любуйся! «Хомо дерьмос». И Чистяков тебе это лишний раз продемонстрировал. Да, господа хорошие… — Он откинулся в кресле. — «Оптимист надеется, что мы живем в лучшем из миров, пессимист боится, что так оно и есть». Жаль, что это сказал не я.

— «Лучшем из миров», «лучшем из миров»… — буркнул Кирилл. — Ты резервацию, что ли, имеешь в виду?

— Я — в общефилософском смысле, — высокопарно сказал Глеб.

— Ай, ну тебя в баню! — сказал Кирилл недовольно. — Вместе с твоей философией!.. Все-то ты видишь в мрачном свете. Зачем ты такой циник, Май? Вот скажи мне, как это тебе жить не противно? А, Май?

— А это уже тонкая работа, — проговорил Глеб, поглаживая бороду.

Потом он откинул голову на спинку кресла, закрыл глаза и размеренно продекламировал:

Победило ль зло в борьбе с добром?

Иль взаправду рождены мы злом?

— Стихи пошли, — проговорил Кирилл, повернувшись к Сергею. — Значит, он уже выдохся.

— Это значит, что пора промочить горло, — сказал Глеб. — Разливай, полиция.

— Так Валера с бутылкой у Палыча, — сказал Кирилл. — Вернется ли?

— Вот, к слову об обстоятельствах, — сказал Глеб. — Возьми, положим, Палыча. Я глубоко уверен, что Палыч в любых обстоятельствах будет являть собой одно и то же. И, кстати говоря, я даже сомневаюсь, знает ли он про резервацию вообще? Для него это не принципиально.

— То есть как это? — удивился Кирилл. — Он не знает про резервацию?

— А зачем ему про нее знать? — вскинул бровь Глеб. — В его Вселенной это малозначительный фактор. Да, господа… Палыч — это нечто!

Вернулся всклокоченный Валера.

— Нечто? — спросил он, поправляя очки. — Был такой фильм. Этого, как его…

— Да пошел ты со своими фильмами, — фыркнул Глеб и удивленно изрек: — Вот те на! А где бутылка?

— Меньше орать надо было! — сказал Валера. — А то разорались, что даже Палыч решил принять участие в дискуссии. Тут и двойная доза не работает, между прочим.

— Так это он, стало быть, на сцену с таким грохотом пробирался, — сказал Сергей.

— Роняя в оркестровую яму стулья и пюпитры, — добавил Глеб.

— Слушай, Валера, — сказал Сергей, — правда, что ли, Палыч не знает про резервацию?

— Палыч-то? — переспросил Валера и задумчиво почесал в затылке. Интересный вопрос, однако. Надо будет у него спросить. Вы лучше скажите, о чем вы тут опять вопили? Снова сцепился цинизм с гуманизмом? Как вам не надоест?

— Нашего спецназовца не корми и не пои, только дай позащищать разнесчастную людскую породу, — промолвил Глеб сокрушенно. — Любит он это дело. А я ему только сказал, что нынче, то бишь на днях, с его любимого человечества лишний раз сдернули паранджу. Сдернули, значится, а там… У-у…