Михаил Савеличев - Тигр, тигр, светло горящий !

Анастасия вздохнула.

— Слишком уж это все реально. Цвета, запахи дождя и кофе, шум воды, мое дыхание. Хотя иногда хочется, чтобы все было так, как вы говорите ненатуральные страсти на плохой бумаге.

Джонс откинулся на спинку стула.

— Я с вами согласен. Мир сошел с ума и моя философия, с точки зрения психиатрии, лишь защитная реакция сто восьмидесятилетнего старикана.

— Вы хорошо сохранились для своего возраста, — кокетливо отметила девушка.

— Я пил из Грааля воду бессмертия, — вздохнул археолог, — теперь глубоко сожалею об этом. Я слишком старомоден для этого времени. Войны, нравы, жестокость не по мне.

— Но ведь и в ваше время все это было, — возразил Кирилл, усаживаясь за стол.

— Здравствуйте, Кирилл.

— Здравствуйте, доктор Джонс.

— Все это было, конечно. Но зло разбавлялось при этом изрядной долей добра. А теперь я такого не вижу. добро пересохло и кристаллы зла осаждаются на душах людей.

— И чем вы это объясняете? — спросила Анастасия.

— Как историк могу сказать, что подобное происходит перед гибелью цивилизации. Я не упоминаю культуру потому, что ее уже нет. Мы живем на Закате, в однообразном мире, в котором Солнце зашло, но еще кое-как освещает Землю, стерты различия и наступает ночь. Место культуры заняла цивилизация, то есть — сходство, унылообразие. Гибель культуры я уже видел. Теперь, дай Бог, увижу и гибель цивилизации.

— Интерес к проблемам морали со стороны историка для меня не совсем понятен. По-моему, история, как и любая наука, не оперирует такими понятиями: нравственность, добро, зло, вера, хотя и изучает человеческое общество. Мораль субъективна по своей сути — то, что нравственно для меня может быть безнравственным для вас.

— Например? — поинтересовался Джонс.

— Пожалуйста, — усмехнулся Кирилл и на память скрыто процитировал, Ну, возьмите викингов. Нравственные представления викингов диаметрально противоположны нашим! Диаметрально противоположны христианскому представлению о том, что хорошо, и что плохо. Христианин считает — «Не убий»! Викинг говорит: «Как не убий? Догони, располосуй мечом, вспори живот, — и это будет хорошо! „Не укради“ — как это не укради? У врага! Да надо забрать, не медля ни одной секунды! Ну, у соседа, конечно, нельзя, потому что сосед тоже с мечом и может убить. Но в принципе — напасть, сжечь, изнасиловать всех женщин, зарубить детей, всех ограбить — это прекрасно! За это ты будешь героем, и в Валгалле будешь вечно пировать…». Или более близкий мне пример — наверняка вы разделяете убеждение большинства людей, что частная жизнь кого-либо неприкосновенна и поэтому журналистские методы работы с вашей точки зрения безнравственны, ведь мы самым откровенным способом нарушаем принцип неприкосновенности и тайны личности.

— Кажется это называется гласностью, а я вовсе не против свободы слова. Но вы в чем-то и здесь правы.

— Итак, категории морали не входят переменными в математические уравнения, а атомная бомба взрывается в любых руках — чистых или кровавых. А уж история сотни раз доказывала, что в подавляющем числе случаев лишь абсолютно беспринципные люди остаются в ее анналах. Причем чем больше это ничтожество пролило крови, чем больше уничтожил человеческих жизней, тем с большей долей вероятностью к его имени прилепят прозвище «Великий».

Генри Джонс задумался, покачивая в своих руках фарфоровую чашечку и наблюдая за переливами в ней густой черной жидкости.

— Я не во всем с вами согласен, Кирилл. Вы правы в той части, где утверждали, что науки не учитывают, к сожалению, такой частности, как человеческий фактор. Насколько проще было бы нам жить, если б природные законы действовали только на благо человечества и абсолютно не могли действовать во вред, если бы работали атомные станции, но законы физики не позволяли взрываться бомбам, если бы космические корабли могли перевозить только людей и все нужное для их жизни в космосе, но не взлетали, если бы на них грузилась смерть. Такого нет. Но ведь и уравнения не складываются сами по себе, а оружие не растет на дереве. Их выуживают из мироздания люди, а уж люди понимают что есть зло и добро, и имеют совесть и убеждения. Не вы открыли тезис о безнравственности науки — им оправдывались и оправдываются многие ученые: «Я всего лишь интересуюсь физикой и не мое дело, что потом ядерные бомбы сбрасываются на людей, лазерами выжигают города, а туннельными двигателями разносят войну по всей Солнечной системе. Я всего лишь химик и не виноват, что газами травят людей и природу, а наркотиками развращают молодежь. Я всего лишь историк и в чем моя вина, если Аттила, Чингиз-хан и Гитлер становятся кумирами человечества.».

Джонс помолчал. Анастасия сидела, внимательно слушая разговор, не совсем понимая — зачем доктор Джонс «растекается мыслею по древу» перед самим Желтым Тигром. Она мысленно присовокупила к наукам, заклейменным стариком, еще и журналистику — точную науку о том, как быстрее и выгоднее продаться власть имущим.

— Даже более того, — продолжил археолог, — я прожил весь двадцатый век и могу уверенно сказать, что большинство тех ученых заключили сделки со своей совестью. Избежали этого немногие, занимающиеся чем-нибудь совсем безобидным — кузнечиками, например.

— Это естественно, — пожал плечами Кирилл, — наша эпоха это сплошные войны, революции, тирании и диктатуры. В таких условиях нельзя остаться в стороне, незапятнанным. Это непатриотично. Открытия ученых работают на благосостояние его народа и на мощь державы. Диктаторы приходят и уходят, а государство и нация остаются. Поэтому смешно обвинять яйцеголовых в том, что их изобретения используются во вред человечеству. С таким же успехом можно обвинить того питекантропа, который первым догадался крушить черепа саблезубым тиграм палкой с привязанным камнем, а заодно и черепа своих сородичей. Ближним его было плохо, но в целом цивилизация от этого выиграла. Агрессия, жажда власти и любознательность двигают нашу цивилизацию с тех времен и позволяет нам доминировать в природе.

— А как же разум? — спросила Анастасия.

— Что — разум? — не понял Кирилл, на ожидая включения в разговор своей бывшей жены.

— Я думала что разум позволяет человеку доминировать в природе.

— Разум это и есть — агрессия, доминирование, любознательность.

— А как же мораль? — подхватил Джонс, — Вы же не будете отрицать ее существование у хомо сапиенс?

— Хорошо, хорошо, — поднял руки Кирилл, — плюс еще мораль, хотя история учит нас тому, что здесь скорее подойдет знак минус. Но мы несколько отклонились от темы — что для вас историка есть во всем этом? Вы хотите изменить традицию, прервав описание войн и житья королей и занявшись исторической эволюцией совести человечества?