Игорь Гетманский - Игра и кара

Игорь ГЕТМАНСКИЙ

ИГРА И КАРА

Теплая сырость сентябрьской ночи крупными каплями стекала по ржавым штырям кладбищенской ограды. Человек в светлом плаще оглянулся на уплывающие огни последнего городского трамвая и выбросил потухшую сигарету. Полная луна показалась из-за облаков. Где-то вдали резко вскрикнула птица. Пора. Человек запахнул полы плаща и нагнувшись, пролез в рваную дыру в ограде. Быстро пройдя сотню шагов вглубь кладбища по шуршащей листве боковой аллеи, он немного замешкался и затем свернул на узенькую слепую тропку между могилами. Через некоторое время глухая тишина обволокла его, на виски предательски надавил холодок нарастающего страха. Человек остановился и поднес руку ко лбу. Ты решил - делай.

Закрыв глаза, он минуту постоял, ровно и глубоко вдыхая влагу осенней ночи, потом поднял голову и уверенно шагнул к огромному покосившемуся кресту без надписи.

Заброшенная могила в центре кладбища. Он был на месте.

Человек медленно стянул с шеи бежевое кашне, ставшее сырым от быстрой ходьбы, и опустив руки, некоторое время смотрел на луковку храма, плывущую в облаках над дальним концом погоста. Сейчас не время. И не место. Человек сунул руку в карман и достал холщовый мешочек, перевязанный видавшим виды сыромятным ремешком. Он осторожно положил его на обшарпанную могильную плиту, развязал узел. Зеленоватый свет перелился через края мешочка и с харкающим звуком исторг из себя облачко искрящейся пыли. Изумрудная краска вылепила из черноты зловещую громаду креста и немолодое, с тонкими чертами и твердым подбородком лицо пришельца.

Он разогнулся, глубоко вздохнул и замер: пересекающиеся длинные тени бесшумно легли на могильную плиту. Они угрожающе протянулись к ногам незнакомца - человек не пошевелился, напряженно следя за ними. Тени подернулись суетливой рябью набегающего на чужака невидимого влияния, но ощутив ответную силу, черными акулами застыли на поверхности камня.

- Придержи своих псов, Смотритель. Я принес тебе весть от Сибиряка. И его подарок.

- Кто ты?

Вопрос прошелестел звуком гонимой ветром жухлой листвы. Человек поднял голову и посмотрел в глаза ночной темноте.

- Мое имя тебе ничего не скажет. - Он кивнул на заветный мешочек. - Ты давно хотел иметь это. Сибиряк просит выполнить тебя мою просьбу.

Ответом было длительное молчание.

- Что ты просишь?

Человек в светлом плаще твердо сжал губы:

- Мне нужны твои Актеры.

- Сколько?

- Трое. На неделю. Они исполнят по две роли и вернутся.

Воцарилась тягостная пауза. Холодный ветер дохнул в лицо незванного гостя запахом затхлого склепа.

- Я дам тебе шестерых Усопших. Назови имена.

Человек медленно покачал головой.

- Ты торгуешься, - презрительная укоризна прзвучала в его спокойном голосе. - Наверно, вас ничто здесь не берет, в этой гнилой жиже - ни закон, ни старые долги. - Он протянул руку к мешочку. - Я передам это Сибиряку.

В ответ раздался скрежет ржавых петель. Злой порыв ветра толкнул человека в грудь, вырвал забытое в руке кашне.

- Подожди, человек. - Где-то треснула и упала огромная сухая ветка, тень на плите колыхнулась. - Актеры придут к тебе.

- Завтра, - сказал незнакомец, зябко запахнулся в свой плащ и исчез в темноте.

Володя Калмык никогда не отворачивался от проблем. И не потому, что он проблемы любил. Просто он знал, что отвернуться - значит что-то упустить из виду, а этого он себе позволить не мог. Работа у него была сложная, с людьми, ее он себе придумал сам, и этим людям она не нравилась, точно. Но никто, никто еще из них не сказал ему об этом, а некоторые уже и не откроют рот никогда. Калмык умел быть начеку, все видеть и упреждать неприятности. Так, чтобы они уже никогда не возникли. Он теперь мог делать это, не боясь загреметь к хозяину лет на десять. Мир провернулся в нужную сторону, хозяин теперь - он. Угрожающий напор, много-много слов и решительное, без соплей, действие решают сегодня любое дело. А Калмык - один совсем из немногих! - хорошо владел этими вещами. И радовался своему пригодившемуся, наконец, уменью, сорокалетний битый мужик. Блестя глазами, радовался, как мальчишка. Нет, он теперь не отворачивался от проблем - он просто сбивал их с ног.

Лампочки в подъезде не было. Пахло мочой. "Все равно не уеду, - подумал Калмык, поднимаясь в темноте по лестнице. - Выселю всех к чертовой матери к зиме, будет подъезд образцового содержания." Он здорово промерз и устал сегодня, пришлось пару раз психануть. Но дело это было для Калмыка привычное, а деньги оно приносило немалые. И сегодня все получилось, лучше некуда.

Он рывком проскочил еще один лестничный марш, провернулся на каблуках и остановился, как вкопанный. Он не сразу понял, что перед ним была очередная проблема. И не сразу оценил, что в отличие от других сбить с ног ее было никак нельзя. Она не стояла, как обычно предыдущие, а в буквальном смысле валялась в виде неподвижного тела на площадке между этажами. Калмык внимательно всмотрелся в человека у себя под ногами... и силы оставили его.

В иссиня-желтом свете луны, льющемся из подъездного окна, на него смотрело темное, обезображенное кривой дырой открытого рта, лицо Мишки Обряда. Немигающие глаза пристально вглядывались в пустоту за затылком Калмыка. Седые спутанные волосы, как пауки, бесшумно шевелились на лбу от лестничного сквозняка.

Сердце Калмыка сошло с орбиты, внутренности свело мертвенной прохладой. Обряд! Еще вечность он простоял, не отрывая взгляда от страшного лица. Еще вечность он наблюдал, как грязная рука в драповом рукаве зашевелилась "живой, значит!" - прикрыла глаза от света, и Обряд перевернулся на бок к батарее. Еще вечность Калмык ожидал, пока холод в кишечнике просочится через ноги в пол и даст ему возможность уйти. Потом он нашарил в кармане сигареты, дрожащими руками закурил и стал медленно подниматься к двери своей квартиры.

Открыла жена. Увидев бесноватый оскал мужа, смешалась, отступила от двери и настороженно вылупила глаза.

- Девчонки спят? - Калмык попытался придать лицу осмысленное выражение. Привет.

- Привет. Спят. - Она отвернулась и осторожно зажгла свет в прихожей. Когда он такой, лучше все делать потихоньку. - Случилось чего?

Калмык сглотнул вязкую слюну, молча разделся и прошел в кухню:

- Ничего не случилось. Дай поесть что-нибудь. И спать иди.

Краем глаза он заметил, как блеснули ее глаза. Норовистая бабенка, Ирка. Но - боится его теперь. Прошли те времена, когда он приносил гроши с работы на помойке и рукой шевельнуть боялся после отсидки: участковый наведывался частенько... Прошли те времена, да. Его время на дворе, он заказывает музыку. Только почему он так испугался старого алкаша, которого знал лет двадцать и совсем уже забыл?