Евгений Филенко - Эпицентр

— Я понимаю, что у тебя грязеотталкивающая шерсть, — сказал Кратов. — Но у меня-то нет! И я привык к свежему воздуху.

Трехпалая рука хлебосольного хозяина потянулась к торчавшему из-за меховой юбки каменному ножу.

— Только не надо эффектов на публику, — поморщился Кратов и поймал князька за запястье. — Ты ведь еще не забыл, что я сильнее?

Тот равнодушно моргнул и попробовал высвободиться. Кратов подержал его ровно столько, чтобы он осознал тщетность своих попыток, и только тогда отпустил. Князек снова разразился шипением и резкими взвизгами, энергично убеждая Кратова в настоятельной необходимости следовать за ним в нору.

— Вероятно, ты хочешь удивить меня роскошью своих чертогов, — хмыкнул Кратов. — Я в восторге, это большая честь для меня…

Увы, его фонтанирующий сарказм сегодня явно некому было оценить… Мысленно поскуливая от отвращения, Кратов опустил забрало шлема и перекрыл вентиляцию. Резкая перемена внешности не произвела на князька и его вассалов ни малейшего впечатления: они продолжали сидеть в полном безразличии, редко разевая огромные рты (между тем как в подобной же ситуации одно из диких племен планеты Яхтагеласу, посчитав Кратова за демона, в ужасе кинулось врассыпную в полном составе, не исключая вождя, верховного шамана и старшего охотника, а один простодушный феодал с Охазгеона, недолго мешкая, попытался срубить ему голову). Кратов сделал глубокий вдох и подтолкнул князька к лазу. Тот резво юркнул в темноту, и Кратов осторожно последовал за ним, с отвращением упираясь ладонями в ослизлые стенки и скользя в жирно хлюпающей жиже. «Тяжек ты, хлеб ксенолога», — подумал он.

Через несколько метров путь пошел под уклон, и Кратов неудержимо поехал вниз. Его отчасти успокаивало то обстоятельство, что впереди серым треугольником маячила спина князька Раздался ленивый всплеск, и спустя мгновение Кратов с разбегу вкатился в омерзительную вязкую жидкость, сразу скрывшую его с головой… Здесь оказалось целое подземное озеро, которое нимало не препятствовало лягушколюдям в их передвижениях, одновременно делая их жилище недоступным для наружных врагов — будто такие существовали. Кратов немедленно испытал удушье: в жидкости содержалось совсем мало растворенного кислорода, и селективные мембраны скафандра, обычно не подводившие, на сей раз не справлялись. Первым побуждением Кратова было всплыть, вздохнуть полной грудью, очистить легкие от губительной углекислоты… но голова внезапно уперлась в каменный свод. В мозгу заплясали веселые разноцветные кляксы, горло перехватили спазмы. Бестолково шевеля конечностями, Кратов погружался в бездонную топь. В маску с легким шипением начала поступать газовая смесь из критического десятиминутного резерва (десять минут, чтобы прекратить панику, сориентироваться в пространстве и времени, принять жизненно важное решение и с достоинством отступить на заранее подготовленные позиции — или бездарно пропасть, буде таковые позиции были изначально не предусмотрены и обратной дороги уже не существовало; для прочистки мозгов газовый коктейль содержал стимулирующую и весьма вонючую добавку, а для успокоения легкий транквилизатор в самой разумной дозе). «Глупец, — вяло выругал себя Кратов. — Самонадеянный болван. Назад, назад, прочь из этого мешка, на свет и воздух… Но неужели не помогут?!»

Ему помогли.

Князек, почуяв — либо приметив третьим глазом — неладное, вернулся и сгреб обмякшее тело Кратова подмышки. Сделав несколько мощных гребков ногами, он вытолкнул обеспамятевшего гостя на выступавший из болота лысый клочок суши В самом сердце подземной пещеры, где в полной недосягаемости, согреваемые горячими испарениями, жили его соплеменники.

Разумные лягушки гордо величали себя «Уиссуафф» — Земляными Людьми, как перевел их родовое имя лингвар. Язык их был примитивен, скуден словами и сугубо конкретен. По типу он был близок мертвым корнеизолирующим языкам Земли, не имевшим словообразования и отражавшим отношения между словами нехитрым примыканием либо специальными лексическими единицами. Большие тонкогубые рты лягушколюдей складывались в трубочки, издавая при этом свистящие и шипящие звуки различной высоты и длительности. Как и надеялся Кратов, прихваченной им с корабля аппаратуры оказалось вполне достаточно, чтобы составить краткий словарь языка Уиссуафф. На это понадобилось около пяти часов задушевного собеседования с князьком, от которого требовались лишь добрая воля и максимум терпения. Того и другого у хозяина болотного княжества было вдосталь. Он воспринимал процедуру лингвистического анализа с величественным равнодушием, ничему не удивляясь и ни от чего не отказываясь. Судя по всему, он располагал неограниченными ресурсами свободного времени.

Наконец Кратов удовлетворенно вздохнул и с любовью погладил лингвар по прохладному боку.

— Теперь мы вполне созрели, чтобы познакомиться, — сказал он. — Итак, слушай, меня зовут Кратов.

Лингвар невнятно зашелестел, засвистел и фистулой повторил: «Кратов» Князек, сидевший по шею в болоте, отчаянно замигал, его выпученные глаза едва ли не впервые с начала знакомства приобрели осмысленное выражение (Кратову даже померещилась чахлая тень эмофона). Стайка его прихвостней с бульканьем погрузилась в трясину.

— Как — тебя — зовут? — раздельно спросил Кратов.

Призвав на помощь все свое достоинство, князек запищал неподобающим его богатырской стати голоском и ткнул пальцем в человека.

— Большая Дубина, — с выражением провещал лингвар — Вариант: Самая Большая Дубина. Вариант: Дубина Дубин. Вопрос: почему говорит черный глазастый камень, вариант: глаза в черном камне. Вопрос: разве у Человека в Лысой Шкуре пет языка.

— Я вложил свой язык в уста черного глазастого камня, — пояснил Кратов. Я чужой твоему племени и не умею говорить понятно для твоих ушей…

— Поправка, — вклинился лингвар. — Земляные Люди не имеют ушей. Они воспринимают акустические колебания подглазными мембранами.

— Разрешаю поправку, — проворчал Кратов.

Снедаемый любопытством князек лег на живот и почти уперся носом в прибор, стараясь разглядеть источник света и звука внутри него. Изыскания, однако же, не препятствовали ему продолжать беседу.

— Человек в Лысой Шкуре — не человек, — сказал он.

— Большая Дубина говорит правильно, — согласился Кратов.

— Человек в Лысой Шкуре — злой дух.

— Большая Дубина говорит неправильно.

— Человек в Лысой Шкуре — добрый дух. Кратов призадумался.

Ему вовсе не улыбалось выступать в роли материальной основы только зарождающихся религиозных верований в этой первобытной культуре. Он не желал, чтобы спустя несколько тысяч лет его нескладная фигура обнаружилась в местной мифологии в виде демиурга или, что более вероятно, трикстера… Однако он отдавал себе отчет в том, что подробное разъяснение способа, каким он явился на Церус I, только укрепит вождя Большую Дубину в его заблуждениях. Что ж, время для просветительской деятельности в этом мире еще не наступило.