Владимир Михановский - За шаг до пропасти

Коротковолновики изо всех уголков земного шара с помощью радиоволн лихорадочно обменивались мнениями.

– Сигналы сильно засорены случайными помехами, – сказал один радиолюбитель из Сингапура. – Помехи мне удалось убрать… Оказалось, сигналы носят двоякий характер. Перед нами – как бы два слоя сигналов. Первый – какие-то, по-моему, биоритмы с очень коротким периодом колебаний…

Эфир притих. Все с волнением слушали сингапурца.

– Второй слой сигналов, – продолжал коротковолновик из Сингапура, – носит очень сложный характер. Он имеет свою, внутреннюю ритмику. У меня есть свои соображения. Только уж вы, пожалуйста, не смейтесь…

Сингапурец замешкался.

– Говорите! – послышалось со всех сторон.

– В общем, сигналы второго слоя по общему рисунку напоминают мне… стихи.

Эфир взорвался.

– То есть как – стихи?

– Поясните.

– Стихи на незнакомом языке. Вот все, что я могу сказать, – заключил сингапурец.

– Думаю, выражу общее мнение, – произнес кто-то, когда высказались все и шум поутих. – Материала мы накопили достаточно, хотя разобраться в нем не смогли. Мы слышали самые нелепые гипотезы, но это все, по-моему, несерьезно. Однако теперь каждому ясно, что сигналы, которые мы уловили, – это не случайные помехи и шумы, а нечто совсем другое. Предлагаю немедленно сообщить в Совет о странных сигналах.

Сообщили.

И тут же выяснилось, что сигналы исчезли так же внезапно, как появились. Исчезли напрочь, все до единого. Остались, правда, их записи.

Но что толку от таких записей?

От нерасшифрованных сигналов из космоса, записанных на пленку, ломились, образно говоря, блоки Главного информария Солнечной системы. Ведь там хранились блоки седой старины, еще со второй половины двадцать первого века!

– Теперь к ним прибавится еще один блок, – меланхолически констатировал по видеозору обозреватель последних известий.

…Видимо, слишком часто люди выдают желаемое за действительное.

Размеры Земли превзошли самые смелые предположения элов. По мере приближения стаи планета росла, росла, и казалось, этому не будет конца.

Под силу ли им будет освоить эту невообразимо огромную глыбищу?..

Был момент, когда Гангар решил отдать команду – всем повернуть назад. Однако, прикинув импульс каждого эла и силу притяжения Земли в том участке пространства, где они находились, Гангар с ужасом понял, что вырваться из поля притяжения Земли и лететь назад у них не хватит ни сил, ни энергии.

Они стали пленниками планеты, еще не коснувшись щупальцами ее поверхности.

Выход был один. Выбрав поудачнее место, опуститься на поверхность, чтобы сохранить жизнь, а там уж думать о том, как спастись.

Прежде всего, нужно было строжайше экономить энергию: полей, которые могли бы пополнить ее, в окрестности не было.

– Прекратить все переговоры! – отдал команду Гангарон, и радиосигналы разом умолкли.

Когда до земли оставалось несколько сот километров, элы произвели необходимые маневры и, выйдя на замкнутую орбиту, принялись кружить вокруг планеты. Под ними проплывали океаны и моря, материки и горные хребты, едва проглядывавшие сквозь тучные облака – порождение многокилометровой толщи атмосферы. Вникать в детали у элов уже не было возможности.

Внизу показался огромный материк, окруженный со всех сторон, насколько хватало глаз, водой.

– Снижаемся по касательной! – приняв решение, скомандовал Гангар.

Отряд элов резко пошел вниз.

– Какое славное ускорение! – решилась пискнуть Ку. – Никогда не встречала таких мощных полей.

– Это не электромагнитные поля, – еле слышно, чтобы никто, кроме Ку, его не услышал, просигналил в ответ Гангар.

– А какие?

– Гравитационные.

– Гравитационные? – поразилась Ку. – Но это же означает, что сила тяжести…

– Тихо! – оборвал ее Гангар. – Я запретил переговоры. Мы должны экономить энергию.

Эта красивая, несмотря на весьма почтенный возраст, пара была достопримечательностью всего континента, но прежде всего Кристауна – маленького австралийского городка, в котором они жили последние несколько десятков лет, после выхода на пенсию.

Жили они в коттедже на тихой окраине, подальше от городской суеты и сутолоки. На прогулки в любую погоду выходили с такой точностью, что по ним можно было проверять часы, что горожане и делали.

– Мы с тобой древние, как городская ратуша, – сказал он однажды.

– Что делать, – вздохнула она. – Время человеку пока не подвластно.

– В чем-то все же подвластно. Знаешь, в мою жизнь когда-то уложилось бы три-четыре человеческих жизни.

Она промолчала.

Это были очень уважаемые люди. Их часто приглашали на выступления, встречи с молодым поколением, и они охотно откликались на эти просьбы.

Они рассказывали о глубинном космическом полете, в котором им довелось участвовать, о старинном пульсолете «Валентина», на борту которого родились.

Ангалора больше всего любила рассказывать о своей находке, сделанной во время высадки на одном из малых астероидов в системе Изумрудной звезды. При этом она доставала из потертой сумочки и демонстрировала обломок известковой породы, который от времени чуть изменился, став еще более прозрачным.

– Можно подумать, что он меняется от старости! – говорила Анга, поднимая в руке обломок.

Люди слушали Ангу затаив дыхание. О возможной жизни на малых астероидах, о ее удивительных панцирных формах, о таинственных сеансах биосвязи с Леоном, которые столь внезапно оборвались.

Однако рассказы Анги казались слушателям, особенно молодым, красивой сказкой, фантастикой, не более.

Если это правда, то почему ее рассказы не подтверждает Легран, сидящий рядом? Более того, он как бы опровергал Ангалору все своим видом, скептически улыбаясь и пощипывая седую клиновидную бородку.

Но как бы там ни было, рассказы Ангалоры пользовались неизменным успехом.

Впрочем, не меньшим успехом пользовались и рассказы Леона Леграна. Больше всего любили их слушать юные техники и физики, приезжавшие на встречи с Леграном не только со всего Австралийского континента, но и из других мест Земли, и даже с других планет. Леон живо рассказывал о новейших проблемах астрофизики и ядерной физики, за которыми продолжал внимательно следить, показывал устройство старинных фотонных парусов. Любил он вместе с ребятами мастерить приборы, разбирать их изобретения, во многом несовершенные, и выделять в них главную идею.

Жизнь стариков была полнокровной. Любили они и сферофильмы, и политеатр, изредка даже летали в одну из столиц на премьеры. И только к литературе Леон оставался совершенно равнодушен: когда на экране их домашнего видеозора появлялся какой-нибудь очередной знаменитый поэт, он решительно выключал звук, несмотря на протесты Анги.