Анатолий Днепров - Человек для архива

Ярко освещенный коридор с кафельными стенами, казалось, тянулся до бесконечности. Этот коридор, в котором за легкими стеклянными дверьми располагались кают-компания, комната отдыха и несколько жилых помещений, почему-то назывался «этажом».

Я завернул в комнату отдыха. В комнате свет был более приглушенным и мягким, чем в коридоре. Несколько кресел, рояль, шкаф с книгами. Большой магнитофон и фонотека пленок. В углу стоял огромный аквариум с пестрыми рыбешками и сине-зелеными водорослями. Со дна, откуда-то из-под желтого песка, поднимался миниатюрный гейзер воздушных пузырьков. Я опустился в кресло и задумался. «А для чего здесь манекенщица-циркачка? Если это обычное подземное предприятие или лаборатория, пусть даже для исследования космических лучей, то при чем здесь она? Ну, да ладно: нечего ломать голову над этим. Все равно, рано или поздно, я все узнаю».

Я подошел к книжному шкафу и вытащил первую попавшуюся книгу. Это был томик прозы Генриха Гейне, и я сразу же нашел давно полюбившуюся мне вещь: «Пан Шнебелевопский». Я всегда любил посмеяться над героиней, которая лупила скалкой своего мужа, когда ему снились женщины.

Удивительно, как она об этом узнавала? Или чувствовала?

Наверное, об этом не думал и сам Гейне, потому что в его время еще не болтали так много о телепатии, как сейчас.

Я листал книгу, бегая глазами по знакомым строкам, пока вдруг не обнаружил, что мне очень хочется спать, несмотря на три чашки выпитого кофе.

Засыпал я с тем же вопросом:

— Для чего здесь Голл?..

Я постучался в дверь комнаты номер три, которая была рядом с кают-компанией, и, не дожидаясь разрешения, вошел. Сэд только что принял душ и растирался мохнатым полотенцем, стоя возле зеркала.

— Можно?

— Валяйте. Я не из стеснительных.

Он еще не успел убрать постель.

— У меня такое впечатление, будто мы здесь на курорте. Кормят, поят, ничего не заставляют делать. Только что нет врачей и сестер в белых халатах.

— Вы уверены? — спросил Сэд.

— Абсолютно.

— Вы думаете, для физиологических, биологических и еще не знаю каких там исследований, обязательно нужен медицинский персонал? Разве на первых космических кораблях были врачи и сестры? И, тем не менее, о самочувствии парней, которые носились за тысячи километров от Земли, были получены вполне точные сведения. Более точные, чем получают некоторые медики, обнюхивая пациента в своем кабинете.

— В космосе ребята облеплены всякими там датчиками и прочее, — защищался я.

— Правильно. Так вот, вернитесь сейчас в свою комнату и разверните постель. Осмотрите тщательно матрац, обратите внимание на стулья, особенно на спинки и на сиденья. И, вообще, поинтересуйтесь местом, где вы живете. Мне кажется, вы очень… благодушны.

Дружеского сближения, на которое я, откровенно говоря, рассчитывал, опять не получилось. Он почему-то всячески подчеркивал свое превосходство. Но какого черта!

Я ушел от него разозленный.

В свою комнату я, однако, не пошел, потому что услышал из комнаты отдыха тихие звуки фортепьяно.

Голл, принарядившись, сидела у рояля и одной рукой что-то подбирала.

— Привет, Голл!

Девушка повернулась ко мне и кивнула. В полумраке она казалась значительно моложе, чем вчера за кофе.

— Вы умеете играть на этой штуке?

— Что вы! Конечно, нет. Мне просто вспомнилась одна мелодия, и я пытаюсь ее воспроизвести. Торчит в мозгу, как гвоздь. Вы догадываетесь, что это?

Она снова начала наигрывать, но я ничего не понял, ибо был начисто лишен музыкального слуха.

— Голл, вы проверили, что у вас под простыней и в спинках стульев?

— Проверила, — ответила она, не отрываясь от клавишей. — И в этом нет ничего удивительного. Ведь над нами будут производить опыты.

Я вздрогнул. Над нами — опыты? Надо мной — опыты? Какие?

— Вы шутите, Голл!

Девушка расхохоталась, а в моем мозгу бешено завертелись тысячи вопросов. Почему мне ничего не сказали с самого начала? Зачем выбрали именно меня? Что они хотят со мной делать? Или вот с этой красоткой, которая сейчас смеется над моей растерянностью и которую я начинаю почему-то ненавидеть?

Я подтащил кресло к сияющему аквариуму и стал рассматривать его спинку. Она вся была утыкана блестящими кончиками проводов. Дрожа от нетерпения, я попытался ногтем выковырять одни, как вдруг прямо мне в палец впилась тонкая, шипящая фиолетовая искра. Я скорчился от боли.

Голл подошла ко мне и положила руку на плечо.

— Успокойтесь, Пэй. Мы с Сэдом прошли через это. Не имеет смысла.

— Вам не кажется, что все это подло?!

— Не знаю. Я в этом плохо разбираюсь. И потом — и я, и вы здесь по доброй воле.

Слова Голл напомнили мне, как во время университетских лекций почти каждый профессор, рассказывая о чем-то новом в медицине, часто начинал фразу так: «Была взята группа добровольцев, которым внутривенно было введено такое-то вещество. При этом тщательно измерялись артериальное давление, рефлекс расширения зрачка…» Или: «Группа добровольцев согласилась провести трое суток в камере, где температура не превышала пяти градусов по Цельсию. При этом сказалось…» Или: «Двум добровольцам во время операции на мозге были введены золотые электроды в гипокамп. После подачи напряжения в десять милливольт…»

Меня всегда возмущала аморальность самого факта привлечения добровольцев для таких опытов. А ведь теперь подобные вещи можно проделывать над людьми, и не спрашивая их согласия.

После завтрака я на минуту забрел в свою комнату, чтобы переодеться. Мы договорились с Голл, что я приду к ней и позабавлю ее любопытными историями из психиатрической практики, а она, в обмен на мои истории, кое-что расскажет о закулисной жизни цирка, о чем я не имел никакого представления. Сэд, как всегда, был молчалив, и, едва дотронувшись до того, что выдал нам автомат, лениво побрел в свой третий номер.

Я впервые за время пребывания под землей повязал галстук, поправил волосы и направился к Голл.

Она жила в самом конце коридора, в номере девять.

На мой стук никто не ответил. Тогда я распахнул дверь. Сюда можно было войти с закрытыми глазами и сразу догадаться, что здесь живет женщина. Какой-то ароматный уют, крохотный интимный раек, который так хорошо могут устраивать молодые девушки, особенно если они красивы. Каким-то таинственным образом они создают свой индивидуальный мир, поразительно точно соответствующий их внешнему облику, духовным качествам, интеллектуальным запросам.

Комната была пуста.

Потоптавшись на месте, я взглянул на аккуратно убранную кровать, на туалетный столик с зеркалом, на кресло с каким-то небрежно брошенным шитьем, на пестрые туфельки, торчащие из-под дивана, и вышел.