Элисон Синклер - Вереница

Пускай он научный консультант, но он не член команды, Будут ли они заботиться о нем так же, как заботились с своих? Увидев, как Эй Джи машет ему руками. Моргая вздрогнул – и судорожно вдохнул. От кислорода, хлынувшего в легкие, перед глазами вспыхнули белые искры, и он чуть было не потерял сознание. Но увидев, как Эй Джи прошел мимо него с еще горящей лампой, Морган сделал еще один вдох.

На последней четверти завитка спирали, выше человеческого роста, лампа Эй Джи начала мигать. Рахо и Пьетт по-прежнему стояли внизу. Эй Джи остановился. Огонек в лампе чуть теплился, так что сержант стоял на месте, пытаясь определить верхнюю границу распространения газа. Пояс, плечи, шея, глаза – оба его глаза походили на два оранжевых диска… Он снова начал подниматься, вместе с газом, шаг за шагом, неся перед собой лампу, минуя Моргана, оставив его позади. Собственное дыхание казалось Моргану бурей, шумевшей в ушах. Ушные пазухи начали болеть от такого давления. Он наблюдал за тем, как Лоуэлл поднимается наверх с мигающей лампой. Еще один поворот, еще несколько шагов – а потом Лоуэлл сделал еще шаг, и пламя немного выровнялось. Он приостановился, и пламя разгорелось ярче. Эй Джи опустил лампу пониже, до уровня пояса, пока она не потускнела немного, выждал еще миг – и опустил ее до бедер. После этого развернулся и стал спускаться, наблюдая за уровнем газа.

Морган быстро прикинул, насколько быстро газ мог быть адсорбирован поверхностью стен, несмотря на вентиляцию. То, что газ явно рассеивался, предполагало наличие вентиляции. Морган присел на корточки и уставился на грубую поверхность пандуса, стараясь найти какие-то признаки вентиляционных отверстий или пор. Потом снял с плеч рюкзак и вытащил микроскоп – а затем уже сообразил. Когда Эй Джи спустился к нему, он сдавленно пробормотал;

– Я ни черта не увижу, если не сниму проклятую маску. – Подождите, – сказал Эй Джи и продолжил спуск. У подножия пандуса лежало тело Стивена Купера, в на удивление аккуратной позе; он лежал на спине, ноги были вытянуты, одна рука закинута за голову, а другая вцепилась в рубашку чуть ниже раны от пули, словно он пытался ее закрыть. Грудь его представляла собой кровавое месиво. На лице застыло выражение боли и страха, вызванное полетом пули. Дефорест Пьетт пощупал ему сонную артерию, что явно было лишним. Эй Джи переступил через тело и посмотрел на покойного, а затем на Рахо. Что промелькнуло между ними, между блестящими стеклами их масок, осталось тайной для остальных.

Эй Джи поставил ярко горевшую лампу на пол и махнул Моргану, чтобы тот перекрыл доступ кислорода и открыл клапаны маски. Все трое смотрели, как он это делает – ни дать ни взять шахтерская канарейка, устало подумал Морган. Пальцы дрожали, словно под током высокого напряжения. Он не испытывал ни ярости, ни чувства протеста. Вспомнилось ощущение безразличия к опасности, которое спасло его в юные годы. Он потерял двух друзей во время перестрелки между соперничавшими бандами. Третий был убит полицейским во время вооруженного ограбления. Такие вещи случались, и волноваться из-за них означало лишь вызывать к себе презрение окружающих.

Стивен Купер каким-то образом использовал корабль против них. Он представлял собой угрозу – и Рахо отреагировал соответствующим образом. Морган мог бы снова подняться по пандусу и исследовать то место, за которое Купер цеплялся обеими руками. Это была работа, для которой его сюда направили. Если он не справится с ней, они будут вправе облить его презрением. И еще там была эта яркая зелень – картина на стене. А еще был газ… Откуда он появился и почему так быстро исчез? Какова его инертность и плотность?

Эй Джи махнул рукой, показывая, что можно снять маску, и Морган снял ее. Дрожа всем телом и пытаясь скрыть свою дрожь, он приступил к работе.

– Ты хочешь сказать, что они ничего не намерены делать? – возмущенно спросила Хэтэуэй. – Стивена застрелили – и ладно? Вы просто скажете: не будем горячиться, это крайне прискорбно, но, в конце концов, он был преступником и представлял угрозу для общества, на самом деле все к лучшему, поскольку он больше не будет тревожить наше счастливое семейство. – Она перевела горящий гневом взгляд с Моргана на Викторию, потом на Софи и Мариан. – А пошло оно, ваше счастливое семейство! – Девушка выбежала за дверь и обернулась. Виктория и Морган встали. – Не утруждайся! – бросила она ему напоследок. – Я не желаю с тобой разговаривать! Хладнокровный убийца!

Мариан в наступившей тишине взяла с импровизированной горелки миску с кипятком и вылила его в кружку, пролив лишь несколько капель.

– Выпейте. К сожалению, это всего лишь чай. Морган уставился в кружку с застарелыми кофейными следами, пытаясь сообразить, как ему отказаться переводить последние запасы Мариан, которые она берегла, как зеницу ока.

– Это до отвращения по-английски, я понимаю, но порой, когда на душе совсем хреново… немного успокаивает.

Она легонько кивнула, отвечая на его взгляд и подтверждая, что ей знакомо такое состояние, когда на душе совсем хреново.

От кружки поднимались клубы коричневатого пара и растворялись в воздухе. Запах высушенных листьев был очень сильным, земным и чуждым.

– Мне надо было догнать Хэт, – сказал Морган, обращаясь к кружке.

– И что бы вы ей сказали? Пускай она сама справится с горем, в котором вы не виноваты. Вы ничего не могли ни предотвратить, ни изменить. Сержант Рахо поступил так, как его учили, и не нам судить его за стрельбу на поражение в случае, когда человек представлял собой угрозу, причем неизвестно насколько серьезную, да еще в таком месте, в котором они – не забывайте об этом! – потеряли четырех друзей.

Морган чувствовал себя растерянным. Хэт – одной с ним крови, она должна была понять. Это ведь один из способов борьбы за выживание: не вмешиваться. Просто уйти.

Но в глазах Софи он тоже прочел ужас. Морган вспомнил первые годы в университете и все те мелочи, которые помогли ему понять, что он не такой, как другие: его отношение к деньгам, к женщинам, к насилию, к безопасности. Мелочи, которыми он научился пренебрегать, принимая отношение окружающих как защитную окраску. И тем не менее он, похоже, ничему не научился. Кружка в его руке дрожала. Морган опустил ее на колени трясущейся рукой.

– А вы сами выстрелили бы в него? – спросил он у Мариан. Он по опыту знал: самый надежный пробный камень – твои собственные действия.

Мариан посмотрела ему прямо в лицо.

– Я не знаю, сколько человек погибло от моей взрывчатки. Я делала то, что мне приказывали, поскольку верила, что это необходимо. – Она помолчала немного. – И лишь однажды я поступила вопреки приказу. Я узнала, что одна женщина из нашей группы выдала или собиралась выдать нас немцам. Она все отрицала, хотя у меня были доказательства: записка, которую она хотела им передать. Женщина сказала, что они угрожали ее семье – и что, мол, я могу об этом знать, если моя семья спокойно живет по ту сторону канала? Я поняла, что не имею права оставить ее в живых. Даже если она нас не выдала, я не могла больше доверять ей. А если выдала – что ж,.. – Мариан опустила глаза, уставившись на свою изуродованную руку. – Если я буду проклята за это, мы с ней еще встретимся в аду. Так что на ваш вопрос я отвечу “да”. Я думаю, я поступила бы так же – как обязан поступить солдат в опасной и непонятной ситуации. Но могу ли я оправдать такие действия сейчас, как гражданское лицо… – Она повернулась к Виктории. – Я думала об этом довольно долго. Большинства из вас здесь младше меня. Ваше поколение привыкло презирать военных. А теперь вам приходится с ними общаться – и, мне кажется, вы сами не знаете, какие у вас должны быть с ними отношения.