Веда Талагаева - КАТРИОНА, ГОД 3217. КОСМИЧЕСКАЯ ЛЕТОПИСЬ (Главы 1 - 12)

- Не за те, о которых вы подумали.

Лавров с тайной надеждой вслушался в тихий голос, но не уловил признаков раздражения, злости или других чувств. Апатия Сато была еще хуже, чем истерики других приговоренных. Она возбуждала ярость. Видя равнодушие во взгляде, в котором он мечтал увидеть мольбу и страх, Лавров начинал закипать. Он понимал, что готов опуститься до состояния Ферье - открыть решетку, вытащить наружу Сато и набить ему морду. Кто, знает, может, это старое народное средство помогло бы ему утолить боль вернее, чем любой справедливый суд? Лавров сделал шаг к решетке и крепко схватился за толстый железный прут, радуясь, что браслет из гелиастриума не позволяет читать его мысли.

- Председатель. Вы ведь Председатель? - Сато, наконец, оторвался от танца пылинок в солнечном луче и посмотрел на Лаврова, - Ничего, если я не буду больше с вами разговаривать? Потому, что говорить нам особенно не о чем, все уже решено. Я предполагаю, что у вас есть причины ненавидеть меня лично. Не могу сказать вам ничего, что смягчило бы ваше горе. Надеюсь, послезавтра...

- Заткнись, - яростным шепотом оборвал его Лавров.

Он правда видел, что Сато не собирается делать то, что может насытить его чувство мести. Он не поведет себя так, как Лана Моралес. То, как он достойно держался перед лицом смерти, невольно вызывало уважение, и в то же время бессильный гнев. Телепат вел себя, как виновный, но не как трус, и это убивало Лаврова. Моральное превосходство, которое он с самого начала ощущал перед Сато, таяло на глазах.

После того, как ему повелели молчать, телепат лег на матрас и повернулся лицом к стене. У Лаврова потемнело в глазах от злости. Он заставил себя успокоиться, до боли сжимая пальцами прут решетки.

- Я к вам по делу, - сухо проговорил он, - Наш медицинский центр проявил к вам научный интерес.

- М-м?

- Ничего страшного с вами делать не будут, просто наш врач хотел бы вас осмотреть. Это не в принудительном порядке, речь скорее о, - Лавров запнулся, понимая, что это звучит дико, - о любезности. Конечно, никаких поблажек вам это не даст. Ни смягчения, ни отсрочки. Так что соглашаться или нет - ваше дело.

Телепат, не оборачиваясь, пожал плечами.

- Не видели телепатов вблизи? Ладно, пусть посмотрят. Я согласен.

- Тогда я попрошу сотрудников из медицинского центра сейчас прийти к вам, - сказал Лавров, надеясь, что его голос звучит вполне непринужденно, и поспешил уйти.

"Больше не подходи к нему", - сказал он себе, понимая, что удержаться будет трудно.

Ужин за казенный счет был, как всегда отвратителен. Сплошная синтетика и концентраты. Зара принесла с собой в термокапсуле бульон с фрикадельками, которого хватило по маленькой порции на всех. Ланскис поделился ореховым рулетом. Неприкаянный Ферье явился, как всегда, с пустыми руками. Сам Лавров достал пирожки с мясом, которые испекла Дана, его давняя домработница, служившая у него еще до войны. Лара их очень любила и, приезжая в гости и в отпуск, могла съесть целое блюдо за один раз. Потом смеялась и говорила, что не влезет ни в одни джинсы. Соратники тоже смели пирожки в один присест. Ларов их есть не стал, почему-то не смог откусить ни куска.

- Арестованного не забудь покормить, - сказал Ланскис служащему базы, который накрывал на стол и убирал посуду.

- Жратву еще на него тратить, - проворчал Ферье, - Все равно послезавтра в расход.

- Давай его еще будем голодом морить, - со злой иронией подхватила Зара.

- Моих в концлагере морили, - сквозь зубы заметил Ферье.

- Не он, - отрезала Зара, - Если ты мстить кому собрался, то это не здесь. Здесь у нас суд вообще-то.

- Да с чего ты взяла? - рассердился Ферье, - Ты с самого утра ко мне лезешь. Я только хочу сказать, скорее бы разделаться с этим делом. Сато он ведь нелюдь. Ему бы просто пулю в лоб, а не везти его на орбиту, и зря топливо тратить.

- Какой ты эконом, - усмехнулся Ланскис, - А как же пули? Их тоже переводить жаль. Дело, видишь ли, в том, что нам следует соблюдать секретность. Исполнение приговора на орбите помогает нам замести следы. У нас тут хоть и суд, как правильно говорит Зара, но тайный. А всех подряд стрелять, как ты пропагандируешь, это подставлять премьер-министра, который на нас надеется.

Ланскис всегда казался таким флегматичным, а ведь ему тоже здорово досталось. Он почти полгода просидел в тюрьме для военнопленных. Его уже собирались расстрелять, но в последний момент отложили казнь, как раз в тот день, когда город заняли независимые. Если все это и оставило какой-то след в душе Ланскиса, по его виду этого никак нельзя было сказать.

- Ладно, проехали, - с неохотой проговорил Ферье, - Вы правы, правы. Делать все нужно, как положено.

- Доешь бульончик, - посоветовала ему Зара.

Лавров ценил своих помощников. Все-таки тяжело раз за разом посылать людей на смерть, какими бы они не были. Обычно, они вчетвером неплохо ладили, не смотря на различия во взглядах и характерах. Но сегодня с каждым словом собеседников, Лавров начинал понимать, что они его все больше раздражают. Он встал из-за стола.

- Пойду пройдусь.

Зара бросила на него сочувствующий взгляд. Все трое, оставшиеся за столом, переглянулись.

- Вениамин Григорьевич, - окликнула Зара, когда Лавров уже был в дверях, - Думаю, нам следует вас спросить. Вы уверены, что ваше личное отношение к этому делу не помешает вам выполнять свои обязанности?

Лавров, уже взявшись за ручку двери, остановился. Во взглядах, направленных на него, он уловил сомнение.

- Как раз из-за моего личного отношения к данному делу, все, чего я хочу - как можно правильнее и ответственнее выполнить свои обязанности, - твердо ответил Лавров и вышел.

Тем не менее утром, перед тем как идти на оглашение приговора, Лавров испытал большой соблазн сказаться больным и пропустить это мероприятие. Он не хотел снова видеть Кристофера Сато. Он вообще его не хотел больше видеть никогда. Лавров спрашивал себя, станет ли ему легче, когда Сато умрет. Станет ли ему вообще когда-нибудь легче? В душе Лавров знал ответ на этот вопрос и опасался, что ответ ставит под сомнение всю проделанную трибуналом работу. Не желая допускать малодушие в свои мысли, он отбросил самокопание и пошел в диспетчерскую, которую использовали, как зал суда.

- Ну, вот, ты доволен, Ферье? - спросил Ланскис, когда обвинительное заключение и приговор были зачитаны и приговоренного вернули в камеру, - Теперь можно готовить шаттл к вылету. Завтра с утра все закончится.

- Вот и прекрасно, - заявил Ферье.

- А он ничего не возражал, когда читали обвинительное заключение, - задумчиво протянула Зара, глядя сквозь стеклянную стену диспетчерской на взлетную полосу, - Не оправдывался. По-моему, он готов умереть.