Юрий Бурносов - Мессия должен умереть

Иаков отполз от меня и вроде как уснул, а я лежал, пялясь в низкое звездное небо, и думал.

Все же им надо было посылать не меня, а кого-нибудь из молодых епископов. По части богословия я не спец, все же служба безопасности… Мало того что нужно выполнять свое непосредственное задание, так еще и с Петром разбираться приходится. Чертов АК! Не сидится им… И что он предпримет дальше? Будет постоянно зудеть в уши апостолам: «Усомнитесь! Усомнитесь!»? Но такого в Библии вроде нет… Или нет в той Библии, к которой я привык, а в иной Библии, вполне возможно, есть?

Или ее вовсе не существует, Библии?

Так можно черт знает до чего додуматься… Спать надо, спать, вот оно что.

И, пробормотав себе под нос по-русски: «Баю-баюш-ки-баю, не ложися на краю», я уснул. И знаете, что мне снилось? Никогда не догадаетесь. Разливное очаковское пиво.

Я не знаю, о чем болтали Иисус, Петр, Иаков и Иоанн, удалившись на ближнюю гору, но, по Библии, они там беседовали с Моисеем и Илией. Скорее всего, какой-то голопроектор, они бывают очень маленькие… Судя по их восхищенным лицам, сеанс произвел впечатление — даже находящийся у меня на подозрении Петр сиял. Или он все-таки не агент АД?

Поскольку, когда сходили они с горы, Иисус запретил говорить о видении, «доколе сын человеческий не воскреснет из мертвых», не стал никого расспрашивать, хотя Иаков явно проболтался бы.

В Капернауме я ожидал спектакля со статиром. По сюжету долженствовали появиться собиратели дидрахм и попросить монетку, а Иисус, соответственно, послать Петра на берег, чтобы он поймал рыбину, у каковой во рту и обнаружатся деньги. Ничего этого не случилось, и я в очередной раз подивился буйной фантазии Матфея… Да, совсем забыл — он ведь приписал без моего ведома еще один эпизод с рыбами и хлебами, только увеличил на сей раз число накормленных. В повторении это чудо выглядело уже как-то не слишком, но я не стал ничего говорить Матфею, так как, по идее, не мог быть знаком с текстами.

А потом меня постигла жуткая мысль: а что если все уже идет не так, как должно было? И разночтения между знакомым мне евангельским текстом и происходящим здесь и сейчас — уже одно из следствий мелких событий, а то и моего присутствия?

Пожалуй, когда я вернусь — и если вернусь, — нужно будет навестить психотерапевта.

Не буду утомлять подробностями довольно однообразного путешествия в Иерусалим. Для меня оно оказалось мучительным, потому что я подвернул ногу и хромал, а с желудком снова начались приключения. Нужный для этого запас лекарств я израсходовал и теперь жутко страдал.

К нам прибилось несколько десятков человек, процессия имела живописный вид, и я был уверен, что в Иерусалиме уже давно знают, что Иисус вот-вот появится в городе.

Когда до Иерусалима осталось всего ничего, Иисус отозвал нас в сторонку и сказал:

— Вот, мы восходим в Иерусалим, и сын человеческий предан будет первосвященникам и книжникам, и осудят Его на смерть. И предадут Его язычникам на поругание, и биение, и распятие… И в третий день воскреснет.

— Кто воскреснет? — тупо спросил Варфоломей, с трудом воспринимавший склонность Иисуса говорить о себе в третьем лице.

— Он, Господь, — пояснил я.

Варфоломей поморгал длинными поросячьими ресницами и тяжко вздохнул.

Неожиданно появилась мать Зеведеев — Иакова и Иоанна, которая, как мне показалось, подслушивала. Став между своими отпрысками, она стала кланяться и просить:

— Скажи, чтобы сии два сына мои сели у тебя один по правую сторону, а другой по левую в царстве твоем!

Остальные апостолы возроптали, а Симон Кананит незаметно двинул Иакова локтем в бок. Иисус возмутился.

— Не знаете, чего просите! — воскликнул он. — Можете ли пить чашу, которую я буду пить, или креститься крещением, которым я крещусь?

— Можем, Господи, — закивали братья.

— Можем, можем! — поддержала их старуха.

Иисус, не глядя на нее, сказал:

— Чашу мою будете пить и крещением, которым я крещусь, будете креститься. Но дать сесть у меня по правую сторону и по левую — не от меня зависит, но кому уготовано отцом моим.

— Вот-вот! — зашумели остальные. — Нечего!

— Уберите ее отсюда! — велел Симон Кананит.

Иаков осторожно взял мать за плечо и повел прочь, за ним, виновато озираясь, поспешил Иоанн.

Расслоение среди апостолов давало себя знать. По пути я наблюдал, как Петр оживленно шепчется с Андреем, а Варфоломей и Симон Кананит бранятся с братьями Зеведеями. Этак они скоро подерутся… Интересно, а как они обстряпали вопрос с Андреем, если Петр — агент АК? Братья все-таки… Или их двое? Ранее это мне в голову не приходило. Да и соображать я стал замедленно — то ли от жары, то ли от плохого питания.

Когда мы приблизились к Иерусалиму и пришли в Виффагию, к горе Елеонской, Иисус послал Фому и Матфея, сказав им:

— Пойдите в селение, которое прямо перед вами; и тотчас найдете ослицу привязанную и молодого осла с нею; отвязав, приведите ко мне.

— Но нам могут надавать тумаков, — возразил Матфей, обладавший большим опытом по этой части. (Действительно, этот эпизод всегда вызывал у меня сомнение, и я удивился, обнаружив его реальным, а не выдуманным зачем-то евангелистами.)

— Если кто скажет вам что-нибудь, отвечайте, что они надобны Господу, — пожав плечами, сказал Иисус.

— А откуда он наверняка знает, что там будет осел? — спросил Варфоломей у кого-то за моей спиной.

Голос Петра ответил:

— Тоже мне, чудо. В любой деревне так или иначе есть ослы и ослицы. Вон ревет один, отсюда слышно.

Через четверть часа апостолы вернулись невредимые и с ослами. Матфей успел шепнуть мне, что скотину они увели качественно, никто и не заметил. Впрочем, никто и не интересовался подробностями кражи — на ослицу быстренько устелили запасные одежды кого-то из апостолов, на них сел Иисус, и процессия тронулась к своему пункту назначения.

Народ, шедший с нами, действительно верил.

Я — прожженный циник и знаю, что церковь — прежде всего своего рода коммерция. В бога там мало кто верит, потому, собственно, и послали меня сюда — проследить, чтобы все совпадало с канонами, независимо от присутствия или отсутствия небесных сил. Но зрелище людей, срывающих себя одежды и расстилающих их на дороге перед копытами Иисусова осла, забрасывающих пыль свежей зеленью, вызвало у меня умиление и очередную дикую мысль: «А что если Иисус на самом деле Господь?» Чем черт не шутит… Но это было слишком страшно, чтобы рассуждать всерьез. Нет, точно, к психотерапевту. И отпуск, отпуск! На Кипр или в Афонский санаторий, погонять в бильярд, сходить в кегельбан… Водные лыжи, холодное пиво, стереокино, полутемный зал, а рядом — девушка… Вон как та большеглазая красавица, которая вопит: