Владимир Титов - Шоу для кандидата в императоры

"Стриптиз" длился почти час. Наконец с меня стащили все, кроме повязки на ноге и плавок. Какой-то верзила пытался снять и их, но я изловчился и впился в его волосатую ручищу всеми тридцатью двумя зубами. Верзила взвыл от боли и куда-то стремительно побежал.

Не иначе как в здравпункт, — прикинул я. — Ставить прививку от бешенства!"

Охающего и стонущего, всего в синяках, меня уложили в постель.

— Бедная его нога, — причитала Алина, снимая повязку.

Нога как раз беспокоила меня сейчас меньше всего. Болело все, кроме раны. Но не мог же я сознаться, что для лат оказался просто-напросто хиляком! Нет уж! Пусть считают повинной в моем падении раненую ногу!

Алина сняла повязку, и я с радостью обнаружил, что на месте раны остался только шрам.

— Болит? — спросила Алина.

— Есть немного, — соврал я.

Ничего, — сказала она, — скоро пройдет совсем.

Золушка, Принц, придворные и прислуга стояли рядом и сочувственно вздыхали.

— Искупаться бы сейчас, — проговорил я мечтательно.

Алина осмотрела рану и дала добро, заявив при этом, что перевязывать меня больше нет смысла.

Я и пискнуть не успел, как десятки услужливых рук хватили меня и, протащив по коридору со скоростью курьерского поезда, с разгона плюхнули в теплую воду бассейна. Спасибо, хоть плавать я умею!

Несколько служанок попрыгали следом за мной прямо в платьях и, подняв фонтан брызг, визжа, принялись надраивать меня мылом и мочалками, чуть не закуряв при этом.

После бассейна меня обсушили махровыми простынями и обрядили в нечто дореволюционно-допотопное. Натянули на меня белые чулки, короткие чёрные бархатные штанишки с оборками, застегивающиеся под коленями, белую шелковую сорочку с жабо, огромным кружевным воротником и кружевными же манжетами. Напялили на меня бархатный черный камзол, черные бархатные туфли с белыми бантами и на высоких деревянных каблуках. В. довершение всего на меня водрузили роскошный вьющийся каштановый парик.

Я потребовал зеркало. Мне его тотчас принесли. Придирчиво осмотрев себя, я пришел к выводу, что, несмотря на всю нелепость, наряд в стиле «ретро» мне шел. "Хоть сейчас на карнавал! — хихикнуло мое второе «я». — Или в огород — ворон пугать!" Я сделал вид, что не расслышал умности своего второго "я".

В комнату вплыла Алина. Именно вплыла! Другой синоним не смог бы более точно охарактеризовать способ ее перемещения по паркету. Длинное белое платье из золотой и серебряной парчи, богато расшитое драгоценными камнями, полностью закрывало ее ноги. Широченный куполообразный колокол платья скользил по полу без всякого зазора, не теряя этом формы. В изысканной прическе Алины сияла каким-то внутренним светом живая роза с каплями росы на лепестках и листьях.

Я замер, пораженный невероятной красотой своей подруги.

"Черт возьми! — воскликнуло мое второе «я». — Да ведь это же женщина твоей мечты!"

"Заткнись, пижон! — посоветовал я мысленно ему. — Не мешай любоваться". Алина остановилась в двух шагах от меня и сделала прелестный книксен. От девушки струился аромат неведомых мне духов, тонких, нежных, кружащих голову.

Я попытался сделать реверанс, но своим расшаркиванием только рассмешил Алину и служанок, одевавших меня.

Смеющаяся Алина — это вообще нечто богоподобное!

"Врежь стишок, и она — твоя", — предложило мое второе "я".

"Сгинь, циник, — посоветовал я своему антиподу. — Без тебя знаю".

— О, прекраснейшая из прекраснейших… — начал я высокопарно.

— Вовка, что с тобой? — прыснула она и потрогала мой лоб. — Не перегрелся?

— Богиня!

— Не дурачься.

— Мечта моя!

— Перестань.

— Ах так, — сказал я и экспромтом, зло «врезал» стих:

До чего чертовка хороша!

Я тобой любуюсь, не дыша.

Видно, ты своих поклонников

На булавки садишь, как жуков.

Велика ль коллекция твоя?

Думаешь, засохну в ней и я?

Выберу булавку покрупней,-

Быть тебе в коллекции моей!

— О! — Алина сначала сделала большие глаза, потом лукаво прищурилась. — А ты не так прост, как хочешь казаться! Я подумаю над твоим стих о-программным заявлением.

Она взяла меня под руку, и мы пошли на первый этаж дворца, в столовую.

— Стихотворение сам сочинил? — спросила Алина по дороге.

— А то кто же еще?! — обиделся я.

— Обо мне или вообще?

— Стихи «вообще» я не пишу, — гордо соврал я. Впрочем, соврал только наполовину. Иногда я пописываю и безадресные стишки, но только что прочитанное стихотворение было об Алине.

В столовой нас уже ожидали Принц и Золушка. На Принце ладно сидел такой же наряд, как и на мне, но только камзол, штаны и туфли были темно-синими, а сорочка и банты на туфлях — желтыми. Желтый цвет доминировал и в наряде Золушки, сшитом примерно по тому же образцу, что и платье Алины.

Завтракали за длиннющим, будто взлетно-посадочная полоса, столом, огороженным высоким частоколом из прямых спинок деревянных резных кресел. После завтрака нас с Алиной повели знакомиться с замком. Нам предложили сесть в носилки с кабиной и пологом, которые принесли восемь крепких слуг, но я наотрез отказался, ссылаясь на несовместимость данного вида транспорта с моим мировоззрением. I- И вообще, — заявил я, — считаю эксплуатацию человека человеком явлением аморальным.

Мое второе «я» хмыкнуло что-то неопределенное, но промолчало.

— Но ваша нога, мсье! — растерянно проговорила Золушка.

— А, ерунда, — бросил — я.

В прогулку по замку я взял автомат. Чем черт не шутит! Вдруг премьер-министру Англии или еще какой высокопоставленной особе захочется сделать из меня решето?

— Принес? — с ходу спросил Толик Лазорев Ивана Ивановичa, когда тот привычно-устало плюхнулся у костра и попросил лимонада, если он еще не кончился. Шурик протянул бутылку. Иван Иванович присосался к горлышку и долго двигал кадыком.

Вот уже четвертый вечер они собирались вместе: Шурик Нестерчук, Толик Лазорев и директор НИИ прикладной гравитации Иван Иванович Иванов. Ярый холостяк Иванов быстро привязался к журналистам и уже на второй день приказал перетащить свою палатку поближе к палатке Шурика и Толика.

Допив бутылку и тяжело передохнув, Иван Иванович достал из кожаной папки пачку фотоснимков размером 18x24.

— Еле выпросил, — сообщил он, отдав снимки и развалившись блаженно на травке у костра. — И то только на вечер. Ох и жмоты, эти военные…

Толик и Шурик набросились на них, как голодные волки на сказочно-серенького козлика. Фотографии оказались цветными, отлично выполненными, но в пламени костра толком рассмотреть их не удавалось. Шурик быстро организовал переноску от своих "Жигулей".

На нескольких снимках в различных ракурсах громоздился роскошный старинный замок.