Михаил Белозеров - Железные паруса

Они дождались, когда автоматика отключит их. Пайс приподнялся, как перед стартом, подняв для команды руку. И они вскочили, подхватив бесчувственное тело Клипсы по кличке Мясо, и вывались в коридор.

Еще выли насосы на холостых оборотах, еще водометы заливали стартовую площадку, еще привычно дрожали стены, еще петралоны согласно инструкциям находились там, где им было положено — перед пультом станции, наблюдая за показаниями приборов. А они всей бригадой, притаившись, уже готовы были броситься на них, как вдруг совсем близко раздались знакомые звуки, и из-за поворота навстречу ныряющей праздной походкой выплыл неунывающий Джо со своей щеткой и нагловатым выражением на лице — уборщики всегда были в привилегированном положении, потому что имели право свободно передвигаться в пределах зоны. Ван-Вэй, оказавшийся ближе всех к негру, ребром ладони аккуратно ткнув его куда-то ниже пояса, как-то ненатурально сложил пополам и подхватил щетку, чтобы она не свалилась вниз. А Он отстегнул цепь и забросил ее повыше на карниз, чтобы не так бросалась в глаза; и они втроем: Он, Хуго-немец и Ван-Вэй сделали то, что должны были сделать — дружно бросились на двоих беспечно-расслабленных петралонов, сбили, уложили на пол, обвязали скочем и столкнули вниз, в черные пасти штреков, на семь уровней вниз, в преисподнею, которая еще дымилось от газов и пламени, а Пайс в этот момент уже колдовал над пультом — повернул какой-то рычаг, нажал какую-то кнопку, воспользовался вторым заветным ключиком, и массивный люк за их спинами, мягко чмокнув присосками, отполз вбок. Открылось отверстие. Пайс храбро шагнул туда — в рыжие, смертоносные испарения и призывно махнул рукой. И через мгновение они осторожно шли по узкому, скользкому мостику. Справа и слева поблескивала фиолетовая поверхность горючего — то, что осталось после заправки, и Он успел подумать, что здесь-то их точно искать не будут, что только Пайс мог найти такой гениальный путь побега и что вся хваленая система охраны завода не много значит против их хитрости.

Они пересекли бак, вылезли в противоположный люк, где Пайс, манипулируя кнопками на щите, как примерный аккуратист, закрыл за собой оба люка. И они, миновав ряд гулких коридоров с металлическими рифлеными полами, оказались с наружной стороны пусковой шахты, в длинном, узком зале с рядами гигантских труб, убегающих в темноту. Пересекли их поперек. В торце зала спустились по узким ступеням. Пайс предостерегающе поднял руку — с одной стороны чернела пропасть, и через узкую дверь технического хода попали внутрь одной из труб.

С этого момента они почти бездумно и вслепую катились вслед за Пайсом по бесконечно длинному лабиринту. Казалось, Пайс знает их наизусть. Под ногами хлюпало, и в свете фонарей Он видел то участок бетонной стены, то ребристый отблеск света в лужах под ногами.

В одном месте по знаку Пайса они, согнувшись, миновали пост наблюдения — за толстым мутным стеклом непонятно зачем вышагивали петралоны. Почему-то выбрали левый поворот, и теперь даже в глубине души Он, запутавшись окончательно, боялся посмеяться над своей судьбой, как недавно с легкостью делал в рабочей зоне.

— Я больше не могу, — захрипел рядом Сержант, срывая маску. — Я больше не могу…

— Чего ты не можешь? — спросил Он.

— Не могу, и все!

— Мы все не можем, — ответил Он ему.

— Нет! — с упрямством возразил Сержант. — Это я не могу! А ты ничего-о-о не понимаешь!

В любой другой момент Он бы ответил. Он бы поставил Хуго на место, потому что сам, как и Хуго, испытывал приступы отчаяния, но давил в себе это чувство. Он бы ответил, но в этот момент с разбегу ткнулся в Пайса и увидел, как он, сверившись с картой, колдует перед следующей дверью странной сегментной формы. Они уже почти задыхались в своих запотевших масках, — не умея дышать и делая слишком частые вдохи, не могли надышаться. Странная дверь задрожала, нехотя поползло вверх по окружности, и они попадали внутрь еще одной трубы, очертания которой определили не сразу. Скатились вниз по осклизлой поверхности и, чертыхаясь, как червяки, барахтались в грязи на дне ее. Потом побежали за пляшущим фонарем Пайса. Чувство близкой свободы придало им силы. Даже Клипса по кличке Мясо не надо было принуждать — слишком жутким было место: туннель-труба без границ, без потолка, наполненная испарением гниющих водорослей и грязью, которая в некоторых местах доходила почти до колена, и они с трудом вырывали ноги из ее хватки.

Свет фонарей выхватил из темноты сетчатый цилиндр с тяжелой крышкой поверху, и они на ходу, открывая сумки и, выхватывая из них инструмент, дружно и неистово бросились на этот цилиндр и стали откручивать и срывать массивные ржавые болты. И за пару минут почти справились с задачей, как в трубе что-то изменилось — вначале Он не понял, что именно. Потом откуда-то прибежал сквозняк. А потом они увидели отблеск света на стенках трубы и решили, что их обнаружили. Каждый из них заработал еще неистовее, и им осталось открутить последние два болта, но в этот момент вдали, из-за изгиба трубы, вывалил отряд пангинов и осветил их фонарями.

***

Должно быть, это была просто бригада чистильщиков в сопровождении пангинов, у которых даже не было оружия, кроме «штырей-зуботычек». Должно быть, это был тот случай, который нельзя было предвидеть, но который внезапно изменил все планы в жизни.

В этот момент по нарастающей завыли сирены. Завыли так, что каждый из них почувствовал звук грудной клеткой. Завыли во всех жилых и нежилых зонах, потому что, должно быть, Сципион-Квазимода самолично прибыл, чтобы расправиться со штрафниками, и, обнаружив побег, пришел в ярость. И им, этим штрафникам, наверное, надо было дружно броситься всей бригадой, сбить пангинов в грязь, втоптать в нее этих азиатов, больше похожих на мартышек, чем на людей, но Клипса по кличке Мясо, этот студень, с красными щечками, тронутыми сыпью, а за ним Бар-Кохба и Сержант запаниковали, внесли сумятицу, разнобой в действия бригады и, не слушая команд Попа-викария — их Бригадира, которому они должны были быть преданы до гробовой доски, рванули крышку цилиндра так, что затрещал металл и кости. И этим решилось все дело, потому что пангины, никак не ожидавшие встретить здесь беглецов и готовые было унести ноги прочь подобру-поздорову, вдруг воспрянули духом и, подбадривая себя криками, осыпали бригаду градом «штырей-зуботычек». А Клипса-Мясо вдруг в ужасе, удесятерившим его силы, одним движением растолкав всех, словно взлетел над цилиндром, вскрикнул от десятка штырей попавших в него, и, бесформенной глыбой рухнув в черный стремительный поток, на какое-то мгновение закупорив люк своей тушей, своим дряблым телом — единственный путь к свободе.