Глеб Голубев - Тайна пирамиды Хирена

- Часы?! - Агент так и подался ко мне.

- Да. А что вас так заинтересовало?

- Какие часы? Вы можете их описать подробно?

- Конечно. Старинные, с такой выгнутой крышкой. Там еще была запоминающаяся надпись: "Пока вы смотрите на часы, время проходит". Буквы немного стерлись. Потом он их подарил профессору Меро.

- А почему вы их не взяли?

- Позвольте, а почему я должен был их взять? Я не хотел принимать от него никаких подарков.

- Только поэтому, или у вас были какие-то иные причины?

- Не понимаю, почему вы так заинтересовались этими часами? - сердито пожал я плечами.

- Хорошо, оставим их. Продолжайте, пожалуйста, йа устаз.

Закончив рассказ, я спросил:

- А что он все-таки натворил, этот Вудсток? В чем вы его обвиняете?

Отложив ручку, агент несколько мгновений внимательно и как бы оценивающе смотрел на меня, потом снова склонился над бумагами и неопределенно ответил:

- Много у него грехов. Мы пока еще не во всех разобрались. - И опять, подняв голову, вдруг спросил: - А что вы можете сказать об этих случаях с ядовитыми змеями? Они происходили, кажется, дважды? Сначала один был укушен, потом сразу двое?

- Вы подозреваете, что это не случайно? Но не Вудсток же заставил змей бросаться на моих сотрудников!

- Одну минуточку. - И, обращаясь к кому-то за моей спиной, он коротко приказал: - Ареф, приведи его.

Я оглянулся. "Помощник" геолога вскочил, словно и не спал, и поспешно вышел из палатки.

Так, значит, мне все-таки придется увидеться с Вудстоком.

Кто-то откинул полог палатки, и на пороге показался... Ханусси!

- Это ваш повар, не так ли? - спросил агент.

Я молча кивнул, не сводя глаз со старика.

- Не замечали ли вы за ним каких-нибудь... странностей?

Глаза старика умоляли: "Спаси! Спаси!"

Помедлив, я твердо ответил:

- Нет, ничего плохого о нем сказать не могу. Ханусси-ака всегда был очень вежлив, предупредителен и честен. А что такое?

Полицейский внимательно и задумчиво смотрел на меня, не отвечая, потом усмехнулся, что-то быстро записал и сказал старику:

- Ладно, убирайся, старый нассаб! Но упаси тебя аллах встретиться со мной снова. Понял?

- Эйва йа сиди, - пробормотал старик, - йа саадат бей, йа ["Да, мой господин... ваше превосходительство..."], - и, низко кланяясь, исчез за дверью.

- Пожалуй, вы правы, - задумчиво проговорил полицейский агент и, вставая, подал мне руку. - Благодарю вас, йа устаз. До свидания.

Вернувшись к себе в палатку, я долго ворочался на кровати и никак не мог уснуть. Неужели это старик подбрасывал нам змей? Зачем? Вот уж от кого не ожидал!..

Наконец я, кажется, начал засыпать, как вдруг услышал тихий зов, похожий на шелест:

- Вы не спите, йа эфенди?

Я приподнялся на кровати.

- Ханусси?

- Эйва, йа сиди. Выйдите, пожалуйста, на минуточку.

Я вышел из палатки и едва не наткнулся на старика. Он стоял на коленях и так пополз ко мне, пытаясь поймать и поцеловать руку.

- Вы с ума сошли, Ханусси! Встаньте немедленно, или я уйду! Что это еще за цирк.

- Ш-ш-ш... Не надо кричать, - прошептал старик.

Я поднял его за плечи, втащил в палатку и посадил. Хотел зажечь фонарь, но он поспешно остановил меня:

- Не надо, сэр, мне стыдно смотреть вам в глаза.

Когда я сел в темноте напротив него на койку, Ханусси торопливо, сбивчиво заговорил. Он сильно волновался, часто вставлял арабские слова, то понижал голос до едва слышного шепота, то вдруг почти вскрикивал:

- Я виноват перед вами, и нет мне прощения. Но он заставил, он - страшный человек, йа устаз! Я знаю его давно и все рассказал начальнику. Вы всегда ко мне хорошо относились, но этот дьявол пришел и оказал: "Следи за ним, он замышляет недоброе против твоей страны". И я стал следить... Я даже тайком ходил за вами в эту проклятую пирамиду и едва не провалился там в глубокую могилу...

Так вот чью тень я видел тогда в пирамиде Хирена! И шаги мне вовсе, значит, не послышались...

- Но он хотел большего. Он хотел, чтобы я отравил вас, подлый нассаб! Но я сказал: "Нет!" И все-таки он заставил меня сделать зло. Я не мог спорить с ним. Я был его давний должник, и он крепко держал меня в руках, йа эфенди, - вы не знаете... Тогда я согласился подбросить змей, чтобы задержать вас в лагере. Но ведь это было не опасно, у вас была сыворотка, и ганеш не мог убить никого, правда? И я первый каждый раз поднимал тревогу. Но все равно я должен сидеть в тюрьме вместе с этим шайтаном, а вы спасли и защитили меня, йа эфенди...

Он опять начал в темноте ловить мою руку.- Я крепко схватил его за запястья:

- Ну, успокойтесь, Ханусси-ака. Вы сделали плохое дело, но все кончилось благополучно, и мы можем забыть о нем. Идите и спокойно спите.

- Вы не уволите меня?

- Конечно, нет. Где мы еще найдем такого повара?

- Я должен был вам все рассказать, а то у меня мафиш кеф [Плохое настроение (арабск.).], лежал камень на душе. - Он что-то торопливо сунул мне в руку и, как тень, исчез из палатки, прошептав на прощание: - Храни вас аллах, йа эфенди!

Я зажег фонарь и посмотрел, что же это дал мне старик. Так и есть - амулет, несколько бредовых фраз на грязном клочке бумаги.

Я хотел тут же порвать его, но потом решил сохранить для домашнего музея. И только тут вдруг до меня дошло, что весь вечер старик называл меня не "йа хавага", как прежде, а "йа эфенди"!..

Наутро, часам к десяти, весь песок выгребли, и мы могли двинуться дальше по загадочному коридору.

Он привел нас к заштукатуренной двери. На ней виднелись знаки царского погребения - шакал с девятью пленниками и личная печать фараона. Никаких следов повреждений - значит грабители так и не сумели сюда добраться!

Я вопрошающе посмотрел на доктора Шакура. Он также молча кивнул. И я начал осторожно сбивать ломиком штукатурку.

Постепенно обнажились обе створки двери, задвижка. Я потянул за нее.

И дверь медленно, с тихим скрипом раскрылась...

Перед нами была продолговатая комната, у дальней стены ее стоял саркофаг из золотистого алебастра. Свет наших фонарей словно проникал сквозь его стенки и заставлял их светиться изнутри мягким, трепетным, сиянием.

А вокруг саркофага вазы, сундучки, кресла и парадные ложа, как и в нижней фальшивой камере, - но на этот раз, кажется, в полной целости и сохранности!

- Эль-хамду-лил-лах! - прошептал за моей спиной доктор Шакур и вдруг громко начал читать нараспев одну за другой суры корана.

Рабочие подхватили высокими голосами.

Мы решили пока не входить в погребальную камеру, прервать работу и все приготовить для фотографирования и зарисовок. Снова закрыли дверь, тщательно опечатали ее. Вход в гробницу закрыли железной решеткой, и возле нее на страже встали два солдата из пограничной охраны.

И все-таки я с большой неохотой покидал гробницу: словно где-то в глубине души опасался, как бы она не исчезла, точно чудесный мираж, как бы не улетучилась таинственным образом.