Сергей Анисимов - Вариант Бис

- А не надо было тогда к Чурило ходить! - со злостью сказал штурман сам себе и осекся, оглянувшись быстро на дверь - не слышит ли кто. Мысленно послав свою чувствительность к черту, он решил больше об этом не думать. Громко и с выражением произнеся "Надо - значит надо!", формулу, часто повторяемую его отцом, Алексей решил перейти в практическую плоскость. Достав из-под матраса кортик с кожаным ремнем, он, нажав на кнопку, извлек его из ножен и внимательно осмотрел чистое, без единой зазубрины, бритвенной остроты лезвие. Кортиками они с братом обменялись на счастье, когда в сорок третьем встретились на побывке у родителей. Брат был на шесть лет старше и успел дослужиться уже до майора артиллерии. Рассказывая про свой кортик, брат хвалился, что тот сделан из разрубленного и разогнутого швейцарского подшипника от стамиллиметровой полковой пушки образца 1910 года и зубрит любой черкизовский или златоустовский клинок как жестяной. На флоте холодное оружие полагалось и младшим офицерам, и, оставив себе ножны с якорем, Алексей выменял свой кортик на кортик брата. Георгий сгорел в самоходке под Влоклавеком в сорок третьем, и письма матери заканчивались теперь одной просьбой: не губить себя.

Взглянув на часы, Алексей изумился - за всякими дурацкими мыслями прошло уже много времени, а он тут рассиживается, как поп на похоронах. Быстро надев китель и прицепив кортик на уровне верхней трети левого бедра, он заспешил в командирскую столовую с намерением съесть чего-нибудь, что осталось в расходе от ужина. Кок, однако, навалил ему полную тарелку обильно наперченного гуляша и выдал чуть не четверть буханки хлеба сегодняшний вечер, видимо, не располагал к аппетиту. Удивляясь себе, штурман умял всю тарелку, поминутно глядя на часы в ожидании того, что вот-вот объявят тревогу, а добираться до рубки минут десять. Напившись черной крепости чая, он помахал рукой коку в окошке и побежал к выходу, придерживая колотящийся кортик левой рукой.

По дороге к рубке он несколько успокоился - в принципе, ничего страшного еще не произошло. Стемнело уже полностью, завесив последние просветы в облаках. Снова начался дождь. Рубка была полна народу, все при полном параде. Москаленко сидел прямо на столе, прикрыв глаза ладонью, и что-то вполголоса говорил Чурило, наклонившему к нему голову. Тот покосился на очередного вошедшего, но даже не моргнул в сторону Алексея, продолжая кивать командиру.

Был первый час ночи, но все были возбуждены как в первую утреннюю вахту. Синие лампы на столах давали достаточно света для работы, и сразу несколько офицеров расположились вокруг крупномасштабной карты Северной Атлантики, захватывающей верхним краем Шпицберген, а нижним - северную оконечность Норвегии. Курс соединения пролегал несколько ниже Медвежьего, полого спускаясь затем к юго-востоку, тонкая красная линия обозначала их конкретное местоположение и курс за последние несколько часов. В отношении подводной опасности ничего хуже того места, где они сейчас находились, просто не существовало. Пару лет назад их бы уже пять раз торпедировали, но к концу сорок четвертого наводившие некогда ужас на Северную Атлантику "волчьи стаи" были перетоплены, а немногие уцелевшие лодки старались не связываться с боевыми кораблями. "Охотниками-убийцами", как иногда дословно переводили англоязычный термин, эскадра не являлась даже отдаленно, поэтому взаимности риска не было - все сводилось к факту наличия или, наоборот, отсутствия подлодок-одиночек на их пути. В любом случае, о противолодочном зигзаге не могло быть и речи. На часы все смотрели поминутно, разговаривали громко, то и дело смеялись. Нервное напряжение было предельное.

Ничего, однако, не происходило. Ратьер затемненного "Советского Союза" молчал, "Чапаеву" тоже, видимо, не хотелось лишний раз обращать на себя внимание. Невысокий, похожий в темноте на привидение, абсолютно черный на фоне серого моря, он выдавал себя только вырывающимися из-под развала носовой оконечности бурунами. С кормовых флагштоков линкора и крейсера спустили за корму белые шелковые вымпелы десятиметровой длины. Сразу намокнув, они стали единственными светлыми пятнами на сливающейся границе неба и моря, служа ориентиром идущему сзади кораблю. Радары включались на короткие периоды и через нерегулярные промежутки времени, уменьшая риск быть обнаруженными по их излучению. Тридцать секунд, требовавшиеся антенне радара "Советского Союза", чтобы два с половиной раза обежать горизонт с вершины башнеподобной фок-мачты, проходили в полном молчании, затем взмокший капитан-лейтенант клал трубку, сигнальщик выдавал на другие корабли двухсекундный ряд "теплых" точек, и люди получали возможность еще минут двадцать дышать более-менее спокойно. Командам было разрешено спать на боевых постах, но вряд ли у кого-то хватило нервов уснуть в эту ночь. По отсекам разнесли консервы, сухари и бачки с горячим чаем - это было очень кстати. Не хотелось делать ничего, люди просто сидели, глядя на черные коробки репродукторов, в полной готовности в любую секунду сорваться с места, крутить, срывая дыхание, рукоятки маховиков, вслушиваться в прорывающиеся сквозь телефонный треск слова команд. На человека, имеющего достаточно смелости или, наоборот, легкомыслия, чтобы травить в такой обстановке анекдоты, смотрели как на фокусника в цирке.

Обходящий отсеки "Кронштадта" военком засмеялся, увидев смущение старшины одной из шестидюймовых башен, не сумевшего остановиться при его появлении и закончившего рассказ неприличным словом. Комиссар, в другое время собравший бы ради этого комсомольское собрание боевой части, сейчас только махнул рукой - сиди, мол, и, обернувшись сам на дверь, не входит ли кто еще, сам рассказал хоть и не содержащий ни одного грубого слова, но не слишком пристойный и абсолютно идиотский анекдот. Днем раньше засмеяться при этом не рискнул бы ни один матрос, теперь же, после слов: "...Девушка, может, еще раз на трактор посмотреть хотите?", большинство искренне захохотало. Выслушав еще парочку таких же глупых анекдотов, военком, покачивая головой и ухмыляясь, вышел из башни, закрыв за собой рычаг бронированной двери. В башне ему понравилось - если матрос травит про баб или морские страшилки для молодых, значит, он с ума еще не сошел.

С трудом удерживаясь за поручни, он добрел по раскачивающейся палубе до люка и с удовольствием протиснулся в относительное тепло корабельного нутра. Задержавшись на мгновение в проеме, военком "Кронштадта" провел взглядом по уровню, где приблизительно находился горизонт. Ничего не увидев в черноте ночного океана, он наконец захлопнул дверь люка за собой. В попытках разглядеть что-то в месиве волн и дождя он был не одинок. Только на одном "Кронштадте" дюжина сигнальщиков и просто не приставленных к делу офицеров обшаривала линию горизонта в самую лучшую оптику, как отечественного, так и иностранного производства в попытках увидеть врага до того, как он увидит их.