Люциус Шепард - За Черту - и Дальше

«А кто установил такие правила?»

«Здесь нет правил. Все идет, как идет.»

«Ну, в это не верится», сказал я. «Даже на рельсах, свободных, как сама жизнь, существует порядок клевания.»

«Ты больше не на рельсах.» Энни сложила руки под грудью. Глаза ее сузились и у меня сложилось впечатление, что она смотрит на меня, как на нечто отвратительное. «Некоторые здесь уже больше двадцати лет. И когда они пришли, здесь уже были люди, рассказавшие, какие здесь порядки. И даже до них здесь тоже были люди.»

«И что случилось со всеми?»

«Умерли… ты об этом спросил? Либо погибли, либо сами отошли. А некоторые уехали за Стену.»

За горы, ты это имеешь в виду?"

"Да, правильно, за горы", презрительно повторила она мои слова.

"Я не слишком тебе нравлюсь, верно?", спросил я.

Энни поджала губы: "Скажем, я не обязана тебя любить."

"Что ж так? Я ничего тебе не сделал."

Она резко отвернулась, словно чем-то пораженная, и молчала секунд пять или шесть. "Ты даже не догадываешься, кто я, правда?", спросила она наконец.

Я изучал ее секунду-другую. "Никогда в жизни тебя не видел."

Она посмотрела на меня плохим взглядом. "На поездах меня звали Руби-Вторник. В основном я ездила на южных линиях, но было время, когда я забиралась на север."

"Руби?" Я впился в нее взглядом, пытаясь разглядеть в ее лице, излучавшем здоровье, тот растрепанный, всклокоченный, мрачный кусок человеческой убогости, который знал многими годами прежде.

"Теперь я Энни", сказала она. "Я очистилась. Так же, как ты. Единственная разница — я живу чистой уже семь лет, а ты всего только один день."

Я не мог поверить, что это она, но и не верить ей я тоже не мог. Зачем ей было лгать? "Что я сделал, чтобы так разозлить тебя?", спросил я. "Черт побери, я же ездил с тобой, когда ты была с Честером-Насильником. Мы вместе провели хорошее времечко."

Она уставилась на меня, словно в ошеломлении. "Ты, что, не помнишь?"

"Не знаю, что ты имеешь в виду, я много чего не помню."

"Что ж, в следующие несколько недель тебе придется многое вспомнить. Может, и это выскочит." Она крутнулась на каблуках и пошла прочь.

"Эй, не уходи!", позвал я. "Я ведь не знаю, где я, к черту, нахожусь! И как мне найти свою келью."

"Сам смотри за собой", огрызнулась она в ответ. "Я не намерена крутиться рядом и подтирать тебе задницу!"

За последующие недели я действительно многое припомнил. Днями я скармливал рыбьи головы и потроха собакам — говорили, всего их крутится штук пятьдесят — разносил письма и помогал копать новые нужники. Ночами сидел в своей келье, загороженный от остальных двумя одеялами, что ссудил мне Писцинский, и смотрел на язычок свечи (тоже учтивость Писцинского), пока суть моей жизни исходила из меня пузырями, словно лимфа из панциря раздавленного ногой жука. Не многое из того, что я вспомнил, доставило мне удовольствие. Я видел себя пьянствующим, колющимся, ворующим и предающим. И все это еще до того, как я стал бродягой. Я едва мог выдержать мысли об этом, и, все-таки, я думал только об этом и каждую ночь я погружался в сон только тогда, когда голова ныла от образов истасканной, пьяной жизни, что я вел.

Дни шли, и я познакомился с обыденной жизнью За-Чертой. Каждое утро небольшие группы направлялись вверх по реке рыбачить, или в джунгли собирать ягоды и другое съедобное, каждая в сопровождении горстки собак. Остальные занимались своей работой на дереве и вокруг него. На стороне дерева, обращенной к лесу, сделали расчистку, там готовилась еда — в длинных ямах, выкопанных под открытыми навесами с соломенными крышами. Казалось, среди жителей общность существует лишь в самом малом смысле. Люди были вежливы друг с другом, но в общем держались сами по себе. Если я бродил вокруг в поисках компании, то многие говорили: Привет! и даже называли себя, но никто не приглашал присесть и поболтать, пока как-то вечером я не наткнулся на тощего, беспокойного паренька по имени Бобби Форстедт, который делил келью на пятом этаже с Шарон, светловолосой розовой девушкой, сверху донизу украшенной самодельными татуировками — в основном ругательствами, грубо прорисованными цветами и именами парней.

Узнав, что За-Чертой я новенький, Бобби пригласил меня к себе и стал выкачивать из меня информацию о мире. Я вызвал у него большое разочарование, потому что последние несколько лет не уделял текущим событиям никакого внимания. Я даже не был уверен, кто теперь президент, хотя сказал ему, что, кажется, кто-то из Техаса. Вроде бы, губернатор.

"Буш?" Бобби поднял брови и посмотрел на меня поверх очков в проволочной оправе. Его узкое, костлявое лицо торчало из рамы каштановых локонов, словно лисья морда из изгороди. "Что-то мне не верится", сказал он. "Как насчет Гора?"

На это имя у меня никакой звоночек не включился.

"Мать-перемать! Буш!" Казалось, Бобби глубоко задумался, а потом он сказал: "Должно быть, ты плохо запомнил, мужик."

"Не знаю", сказал я. "Наверное. Но сразу после выборов и столкнулся с Кидом Далласом, и он орал: "Йе-ха!", и все твердил, что выбрали какого-то типа из Техаса."

"Буш", повторил Бобби и покачал головой, словно эта мысль не вмещалась ему в голову. Он сидел на полу скрестив ноги за столом, который соорудил из пенька; на столе лежал открытый спиральный блокнот, стопки похожих блокнотов лежали в углу кельи, отделенные от стопок обычных книг парой скатанных спальных мешков, в основном это были разлохмаченные издания в мягких обложках. Одну стену занимала нарисованная от руки карта, сконструированная из нескольких десятков листов из блокнота, склеенных вместе липкой лентой. Я спросил, и он сказал, что это карта того, что За-Чертой.

"Наверное, она не точная", сказал он. "Я просто соединил вместе рассказы всех о том, как они прибыли сюда и где они путешествовали с тех пор, и вот что у меня получилось." Он скосил на меня глаз. "А откуда ты приехал?"

"Из Кламат-Фоллс", ответил я. "Странная штука, но примерно через десять минут мы уже катили через горы. Большие горы."

"Все видят одно и то же", сказал Бобби. "Вначале горы и болота. Потом холмы."

"Хочешь сказать, что каждый, попавший За-Черту, едет по той же стране, независимо от того, где садится?"

"Звучит психовано, да?" Бобби почесал правое колено, торчащее в дыру джинсов. На нем была еще черная майка "Монстерс Магнет". Запястье обвивал браслет, сплетенный из светлых волос, которые, как я предположил, принадлежали Шарон. "Все это место психованное", продолжил он. "Я здесь уже четыре года и еще не видел ничего имеющего хоть какой-то смысл."

Под легким нажимом он пустился в краткую лекцию о том, как различные элементы экологии этого места не стыкуются друг с другом, пользуясь при этом терминологией, с которой я в основном не был знаком. "Вначале, когда я прибыл", говорил он, "я думал о За-Чертой, как о рае для хобо, понимаешь? Облегченная версия Большой Леденцовой Горы. Все есть, кроме сигаретных деревьев и халявного пива. Но, ты знаешь, что сейчас мне напоминает это место? Оно походит на пейзаж, который какой-нибудь софтверный тип мог написать для компьютерной игры. Поезда и вся эта причудливая фауна… Я был такой зачуханный, когда попал сюда, что даже не задавал вопросов. Но посмотришь внимательно — и находишь все это по-настоящему глупым. Никакой логики. Просто безумная смесь иррациональных предметов. Ландшафт, где можно вести крутую войну или таинственную игру, вроде "Мист"."