Your Name - Летать, как птица.

Опять тряхнуло, да еще так, что Вадим почувствовал, как его приложило спиной об стену и как хлюпнула лужа крови. Скрипя зубами, он приподнял ствол своего автомата, внимательно наблюдая за пляшущим в очках перекрестьем прицела, и попытался направить его на стрелка. Никто не знает, столько бы ушло на это времени, но фигура вдруг встала, замахала кому-то рукой и начала спускаться с кучи.

Прицел и фигура совпали. Вадим нажал на спуск, смутно пытаясь припомнить, как выставлен флажок на его автомате? Одиночными или очередью?

Отдачей от выстрела тряхнуло так, что автомат вылетел из руки, а сам Вадим раскрыл рот, будто рыба, пытаясь вздохнуть. Ощущение такое, будто он получил удар в грудь от боксера тяжеловеса. Потом сознание милостиво погасло…

— И что было дальше? — с нетерпеливым интересом спросил старшина. Он сидел на первой парте, прилежный ученик и хороший командир.

— Дальше? — худощавый лысый старик отложил в сторону тяжелую тетрадь с пожелтелыми от времени листами и сцепил узловатые пальцы в замок. Потом внимательно, пронзительно посмотрел на молодого человека. Вид у старика был отсутствующий и неживой настолько, что старшина испуганно замер.

Преподаватель тяжело поднялся со своего учительского места и прошел к окну, за которым кружились большие и легкие хлопья снега. Курсанты выжидающе смотрели на своего учителя и потому он продолжил:

— Эти записки отдал мне мой дед перед тем, как умер. Он рассказывал, что бой был скоротечным, минуты три, около того. Противников было больше, а у ребят оружие оказалось помощнее, так что можно считать, что силы были равны. Деда тогда ранило в обе ноги и голову, — преподаватель повернулся к слушателям, — Дядя Игорь рассказывал, что они вместе с Ильей тащили моего деда и Вадима из ущелья. Деда тащил Игорь…

Они сделали из ремней петли, которые протянули у раненых под руками, а потом потащили их волоком по камням. И все это они делали быстро, очень быстро, ведь так мало времени осталось и так далеко надо было уйти. Вадим уже давно впал в кому — много крови успел потерять. Он был почти весь залит жидкими бинтами и напоминал больше желе, чем человека. Он был бледен, как снег, который сейчас падает за окнами, и скорее даже мертв, чем жив. Илья давно в душе похоронил его, понимая — после таких передряг не живут — но все равно тащил его…

Курсанты молчали, слушая рассказ и представляя те давние события, а преподаватель подошел к столу, снова открыл тетрадь и начал читать:

— Когда рвануло, вспучилась и содрогнулась вся земля! Скалы выгнулись, как гитарные струны от сильного удара, и не выдержали, лопнули, раскидывая тяжелые куски камня далеко, на много километров окрест. Вадим оказался прав — этот взрыв сравнял с землей все вокруг. По иронии судьбы нас спасла та река, в которой чуть не утонул Игорь. Река кричала и скрипела взламываемым льдом, а от дрожи земли мы все провалились в полынью, и ушли на дно. Нас долго несло потоком, иногда проволакивая по камням, но зато нас не задело падающими метеорами камней и первой ударной волной. Никто из нас не помнил, как удалось выбраться на берег…

К тому моменту, как Игорь смог-таки разжечь костер и достать необходимые препараты из аптечки, Вадим был уже мертв. Илья был в тяжелом состоянии — ему сильно досталось в реке, переломало руки и сильно приложило головой об валуны. Да и сам Игорь был не в лучшей своей форме.

Какое-то время прожили только на лекарствах, пока они совсем не закончились. Потом похоронили Вадима, тело завалили камнями, а место запомнили, почему-то никто не сомневался, что кому-то доведется сюда вернуться. Всё, что с нами тогда случилось, было страшно, но самый кошмар начался тогда, когда пошли обратно, к месту, где группу должны были забрать… По дороге от обморожения и переломов, которые в сильный мороз вдвойне опасны, умер Илья. Северный охотник просто упал и не смог встать, а у Игоря, который тащил на себе меня, не хватило сил даже на то, чтобы перевернуть его лицом вверх…

Игорь тогда решил, что всё, конец. Дальше не имеет смысла продолжать идти. По карте выходило, что до места встречи с группой надо было добираться еще тридцать километров, а на это не было никаких, просто никаких сил. По сути, Игорь остался совсем один, потому что я был в предсмертном состоянии и только наркотики еще держали мою душу на грешной земле. Решив хоть как-то согреться перед смертью, «отпраздновать» что ли, Игорь натаскал кучу хвороста, на это он потратил почти целый день, разжег его в огромный костер и достал последние запасы спирта. Несколько капель он вылил в рот мне, остальное выпил сам и устало, смертельно уснул. Так засыпают люди, которые сделали все, что было возможно и смирились с судьбой, но при этом не бросили своих друзей. Так засыпают, когда уже и не надеются проснуться. И такой сон самый спокойный, долгий и… и счастливый.

Проснулся Игорь от гула вертолетных двигателей и даже не поверил своим глазам, когда на поляну перед костром опустилось два больших боевых вертолета. Встать, или хотя бы поднять автомат он уже не мог, так обморозило руки и ноги. Он не мог даже говорить, только смотреть. Сначала он подумал, что это по дыму костра их нашли враги, но оказалось, что это свои… Игорь говорил потом, что никогда, ни до этого случая, ни после, он так не плакал.

Бессильно кусая губы, он плакал и думал не о том, что их, наконец, спасли, а о том, что он не догадался зажечь костер раньше, тогда, может быть, Илья остался бы жив. Это мысль терзала его всю оставшуюся жизнь!

Нас выходили. И меня и Игоря. Вот только самостоятельно ходить я уже не смог никогда, только с помощью экзоскелета. Игорю ампутировали правую руку — отморозил настолько, что спасти ее не удалось. Но в целом, как сказали врачи, наше спасение оказалось настолько невероятным, что в его возможность было трудно поверить.

Да! Мы выжили! Мы выжили, потому что… Я не знаю, почему так сложилось. И никто не знает, почему я и Игорь не остались в тех снегах. Может, так было кому-то нужно?

Я уже стар и мне пора бы задуматься о Боге, но я почему-то в него не верю. Может, просто не хочу… Вадим и Илья были куда достойнее того, чтобы остаться жить вместо меня.

Подпись — Александр Андреевич Дубровицкий. 2067 год.

Аккуратно сложив рукопись, этот раритет, анахронизм — записи на бумаге, преподаватель уложил ее в коробку и спрятал в сумку. Он тяжело вздохнул и снова поднялся со своего места, прогулялся к окну, всмотрелся в начинающуюся тяжелую мглу сумерек. Снег заполнил собой обзор, и если выглянуть, можно было увидеть лишь белесый, мельтешащий туман. Скоро включат фонари и улицы затопит теплый, мягкий, желтый и уютный свет, ночь станет красивой и спокойной, и снег покажется не предвестником холодной смерти, а будет теплым, тающим на руках, ласковым.