Сергей Агафонов - Кодограмма сна

– Мы всего лишь на досуге вяжем варежки, носки, лыжные шапочки, вшивники и тому подобные зимние приколы, а вы выражаетесь! – в один голос сделали возмущенное заявление сестры Сымь.

– Для кого же все эти зимние приколы? – задал им резонный вопрос Софронов.

– Для прикольных парней и девчат из разных клевых мест типа Парижа и Тайваня, а не для занудливых журналюг, разучившихся писать! – в запальчивости вскричала Анжелика.

Софронов потемнел как грозовая туча.

– Ты закончил? – обратился он к Голему.

Как видите, экселенц… – ответил почтительно Голем и поклонился.

Поэтесса стихи уже не читала, а лежала мешком сала и изломанных костей. Девки оставили вязание и столпились вокруг нее.

– Кому бы ее на удобрения продать… – сказал кто-то сочувственно.

Только Марфа Друзь осталась на своем месте и мрачно смотрела на гуманоида и оплывающие свечи на его растерзанном теле. К ней сзади подошел Андрей и постучал по тумбочке. Марфа встрепенулась. Стук был условный. Четыре по четыре и четырежды четыре. Марфа повернулась к Софронову и увидела на его чубчике птичий кал. Достала платочек. Вытерла. Где-то в другом измерении раздался ужасный вопль некоего существа, пронзенного чудовищной болью. Но здесь в тихой комнате спального корпуса санатория "КРАСНЫЙ КОСМОС" на черноморском берегу Крыма было не до того.

– Нам так теперь будет не хватать поэзии… – молвила Друзь, кротко глядя в зеленые глаза Софронова. Они казались ей бесстыжими – бесстыжими и оттого чертовски привлекательными.

– Мне тоже кое-чего не хватает на данном временном отрезке жизни…- начал заигрывать с девушкой парень и сделал Голему знак. Откуда ни возьмись явился патефон с кучей пластинок. Голем взялся крутить ручку, остальные разбились на пары. Софронов танцевал с Друзь.

– Хочешь иметь со мной секс? – без обиняков заявила Марфа и заколыхалась.

– Хочу, но еще хочу КНИГУ МАЛГИЛ!

– КНИГУ МАЛГИЛ? Проще пареной репы! – рассмеялась девушка и отстранилась от Андрея. Она стала бегать по комнате, мешая танцующим, якобы ища пресловутую книгу. Софронов внимательно следил за ней.

Марфе Друзь никогда не нравился Софронов. В первые дни после заезда в санаторий по старому доброму обычаю девушки пошли ночью мазать молодых людей зубной пастой, для чего весь вечер грели тюбики между ног и не в кино, не на танцы не ходили, послав вместо себя голографических двойников. Всех намазали, кроме Софронова. Андрей спал, накрывшись одеялом с головой. Только ступни ног торчали наружу. Их намазать не удалось по причине неприлипания к ним пасты, а подходящего клея никто с собой захватить не догадался. Тогда Марфа просто посикала на ноги Софронова и дыхнула на них. Они вспыхнули как два факела…

И после этого инцидента Марфа не обделяла своим внимания загадочного молодца. То в столовой ему в борщ целую солонку перевернет, то мертвую мышь в постель положит, то на фотографии группы победителей в чемпионате по бегу в мешках в санаторской стенгазете рога подрисует. Сейчас Марфа поняла, что надо было не рога подрисовывать, а глаза и сердце выкалывать, но после драки, как говориться, кулаками воздух не сотрясают. Что же выдать за книгу МАЛГИЛ, чтоб отвязался проклятый и не мешал нормально отдыхать и веселиться…

На помощь Марфе пришел сверчок. Он выскочил из своей норки и приземлился в ушной раковине озабоченной девушки.

– Есть проблемы? – прожурчал сверчок.

– Очень серьезные. Мы тут просто отдыхали, нормально развлекались – чипсы и все такое… Только хотели пыхнуть и музон послушать, как явился этот пень с прямоходящим кондитерским изделием и весь кайф нам обломал. Требует какую-то книгу МАЛГИЛ…

– Ха! Проблема… Звони Мовсесяну и все дела.

– Я не знаю его рабочего телефона.

– Звони домой, звони по сотовому.

– Удобно ли. У него дети маленькие. Или он у любовницы. Вдруг буду не к стати со своими заморочками?

– Звони, тебе говорят. Мовсесян поймет. А то эти канальи из тебя и твоих подружек всю душу вытрясут.

– Да уж, из двоих уже вытрясли…

– Ладно, не гони. Инопланетянина вы сами завалили.

– Так добра же хотели…

– Добра… Любимое посвящение Серафимы, насколько я знаю, которое она надписывала на сборниках своих стихов, когда дарила их друзьям, знакомым и просто многочисленным поклонникам своего таланта.

– А сама так мало его видела…

– Это все лирика… Доставай трубу и звони Мовсесяну.

– Уговорил.

– Заигрывать с пацанами будешь…

На эту реплику сверчка Марфа не ответила, потому что действительно достала из-под нижних юбок трубу и стала звонить товарищу Мовсесяну. Несмотря на то, что все вальсировали, несанкционированный звонок не остался без последствий. Голем, танцевавший с одной из сестер Сымь, немедленно оставил свою партнершу и бросился весь в слезах к Софронову, который как сумрачный гений стоял в сторонке, скрестив на груди руки и мрачно переживал свое неумение вальсировать.

– Мозг, мозг болит! – кричал Голем, падая на грудь своему хозяину.

– Что ты, что ты? У тебя, ведь нет мозга. Что же болит? – закричал в ответ Софронов и вдруг ужасная догадка пронзила все его существо.

Андрей оттолкнул рыдающего Голема и бросился, расталкивая танцующих, к Марфе. Та продолжала лихорадочно бубнить в трубу:

– Арам Ильич, честное слово, вчера в половине восьмого я видела свинок без шляп и ботинок. Даю вам честное слово…

Софронов размахнулся и со всей дури хватил раскрытой ладонью Марфу по уху, к которому та прижимала трубу. Труба выскочила из ее руки и разбилась об пол. Удар был так силен, что из другого уха вывалился сверчок. От неожиданности сверчок не успел сделать никаких резких движений и кто-то из неуклюжих танцоров его раздавил. Хрипцт и всмятку. Никто даже и не заметил смерти Великого и Ужасного тайного советника Вождя. Всем было не до этого. Например, Марфу сейчас сокрушал взбешенный ее хитрожопостью Андрей. Во все стороны летели обрывки чулок, подвязок, пресловутых нижних юбок и тому подобных архитектурных излишеств. При этом Андрей повторял один и тот же вопрос:

– Что ты еще сказала Мовсесяну? Что ты еще сказала Мовсесяну?

Марфа же пропускала вопрос мимо ушей и орала не относящееся к делу:

– Насилуют!

Как ни странно, остальные никак не реагировали на это выяснение отношений и продолжали вальсировать под волшебные мелодии семьи Штраусов. Даже Голем вернулся к своей партнерше. Даже гуманоид очнулся от смертного сна и упорно пытался пробудить от него Серафиму Минишну, чтобы увлечь косорылую поэтессу в вихрь вальса.

Софронов в это время сделал, паче чаянья, небольшое открытие. У Марфы Друзь, оказывается, заросла половая щель, то есть абсолютно. От неожиданности Андрей отдернул руки и спрятал их за спину.