Гарри Гаррисон - К звездам (Клуб Любителей Фантастики — « F»)

Ян кивнул.

— Простите, пожалуйста, мою бестактность, но я хотел бы узнать, почему власти дали вам возможность получить образование?

Монтье улыбнулся.

— А они и не давали. Первоначально мы прибыли в эту страну как рабы. Мой народ был совершенно необразован, оторван от своих корней и культуры. То, чего мы добились с того времени, мы добились вопреки нашему положению, которое создали нам эти господа. Когда начался перелом, мы не захотели лишиться того, чего с таким трудом приобрели. Мы держались, как подобает людям, несмотря на то, что в нас пытались подавить все человеческое. У нас отобрали все, кроме разума, поэтому нам остается полагаться только на разум. Мы воспользовались опытом другого подавленного меньшинства — евреев. Тысячелетиями этот народ хранил свою культуру, традиции, религию. Религиозный человек, ученый среди евреев всегда пользовался уважением. У нас тоже есть своя религия, есть ученые и преподаватели. Многие годы я провел на этих улицах. Я говорю на языке гетто, который весьма развился с тех пор, как нас отрезали от главного течения жизни. Но Ян изучил и язык угнетателей. Если мое поколение не увидит дни нашей победы, мы передадим свою мудрость тем, кто пойдет следом за нами. Я предчувствую, что когда-нибудь этот день наступит.

Ян допил вино и отставил бокал, Быстрая смена событий сбивала его с толку. Он устал от мыслей, которые с быстротой молнии проносились в его голове, тесня друг друга. Какое жалкое существование влачат здесь люди! Пролы в Британии, по крайней мере, были накормлены и защищены, как и домашний скот. Люди в черных гетто Америки лишены даже этого. Но им все же известно, кто они. Эти люди вынуждены жить в состоянии постоянного восстания.

— Трудно сказать, в какой системе жить хуже — в вашей или моей, — сказал задумчиво Ян.

— Никакую систему угнетения нельзя предпочесть, Они все — самые худшие в мире. Великий социалистический эксперимент в Советском Союзе с его явными безумиями вроде паспортов и трудовых лагерей потерпел крах. Но когда государство подойдет к концу, нам знать не дано. Ко времени Ретроцессии в СССР все еще индустриализовали экономику. Легко было скатиться назад, к почти феодальной культуре. Многие умерли, но в России всегда многие умирали. Комиссары и верхние эшелоны партийных лидеров заняли место аристократии.

— Восстание должно распространиться по Земле, — сказал Ян.

— Полностью с вами согласен. Мы должны трудиться ради этого…

Дверь внезапно распахнулась, на пороге стоял Уилли, в каждой руке — по пистолету.

— Плохо дело, — сказал он, задыхаясь от быстрого бега, — очень плохо. Хуже не бывает.

— Что случилось? — спросил Монтье.

— Кругом шпики. Столько легавых я еще не видел. Оцепили Нью-Уоттс, стреляют во все, что шевелится. У них большие тепловые пушки. Такие пушки могут здесь спалить…

Его речь прервал далекий рев орудия, перекрываемый резкой трескотней ружей. Стреляли совсем близко. Все существо Яна наполнилось ужасом. Он видел, что оба мужчины выжидательно смотрят на него.

— Это меня ищут, — сказал он.

— Весьма возможно, — сказал Монтье, не могу припомнить, когда в последний раз они устраивали такой налет.

— Нет смысла бежать. Тепловые орудия легко спалят эти старые хижины. Я пойду сдаваться,

Монтье покачал головой.

— У нас есть места, где вы можете спрятаться. Приблизившись они остановят огонь. Он нужен им лишь затем, чтобы прожечь дорогу.

— Простите, но я видел слишком много преждевременно умерших и не хочу быть ответственным за новые смерти. Я не переменю своего решения и выйду к ним.

Монтье задумался на мгновение, затем кивнул.

— Вы храбрый человек, — сказал он. — Мне жаль, что мы ничего не можем для вас сделать. — Он повернулся к Уилли. — Оставь свои пушки здесь и отведи этого джентльмена к легавым.

Два пистолета стукнулись об пол. Ян взял учителя за руку.

— Я вас никогда не забуду, — сказал он.

— И я вас — Монтье извлек из нагрудного кармана белоснежный платок. — Советую взять. Они стремятся выстрелить первыми.

Уилли шел впереди, сердито бормоча что-то себе под нос, Неожиданно мимо пробежали два стрелка, волоча окровавленного третьего. Пропуская их, Ян и Уилли отошли в сторону в узком проходе, соединившем здания. «Нет конца, — подумал Ян, — не видать конца».

— Эти легаши совсем с ума посходили, — Уилли показал на дверь. Затем он повернулся и заторопился в обратный путь.

Ян расправил складки платка, встал у стены и быстро распахнул дверь ударом ноги. Ракетные пули тотчас с визгом понеслись по коридору.

— Прекратите стрелять! — крикнул Ян, размахивая платком. — Я выхожу.

Раздался пронзительный свист, и стрельба прекратилась. Кто-то закричал через усилитель:

— Выходить по одному. Руки на голову. Если руки будут не на голове, если пойдете не по одному, я открою огонь. А теперь — пошли!

Ян сцепил пальцы на макушке и двинулся вперед, к цепочке полицейских офицеров. Под защитными масками и щитами они выглядели безликими, как роботы. Все отводы были наведены на Яна.

— Я совсем один, — сказал он.

— Это он! — крикнул кто-то.

— Молчать! — скомандовал сержант. Он сунул свое оружие в кобуру и кивнул Яну. — Ну-ка, полегоньку, вот сюда. Эверсон, подгоните машину. — Отработанным движением он заломал руки Яна за спину и защелкнул наручники. Его пальцы глубоко впились Яну в руки, и сержант потащил его вперед.

Почерневшая земля была еще горяча. Они прошли в отверстие в проволочной изгороди и оказались возле поджидавшей их патрульной машины. Сержант наклонил Яну голову и втолкнул его в машину, затем сам уселся на сиденье. Водитель погнал машину вперед.

Они ехали молча. Ян был подавлен, не хотел ни о чем спрашивать, прекрасно зная, что его ждет впереди. Поскольку он был землянином, его конечно примут за одного из лидеров восстания. В поисках доказательств они подвергнут его пыткам. Он знал, на что бывают похожи люди после таких пыток. Смерть для них — облегчение.

Машина подъехала к административному зданию. Дверь распахнулась, и сержант вытащил Яна наружу. Они вошли в здание, и дежурный офицер, держа Яна за руки погнал его по коридору к лифту. Он был слишком измотан, чтобы замечать куда его ведут. Как часто на его глазах убивали, как часто ему приходилось бежать. Теперь наконец все кончилось… Его втащили в какую-то комнату и швырнули в кресло. Медленно приоткрылась дверь, в комнату вошел Сергуд-Смит.

Отчаяние, усталость уступили место ненависти, охватившей все существо Яна.

— Устроил же ты нам гонку, милый тесть, — сказал Сергуд-Смит. — Если ты пообещаешь сидеть тихо, я сниму с тебя наручники. Нам предстоит серьезный разговор.

Ян сидел, опустив голову и закрыв глаза. Он дрожал от ярости. В горле пересохло так, что он не мог говорить. Ян кивнул головой.