Фред Саберхаген - Звезда Берсеркера (Клуб Любителей Фантастики — « L»)

Дверь стояла открытой, она вела прямо в самый центр Таджа. Мишель видел теперь, что каждый Тадж избирал из существ своей галактики компанию созданий, и каждый вид посылал сюда не более одного представителя. И этих представителей Тадж впускал в себя, одного за другим, строя звено за звеном огромную цепь, чтобы помочь вселенной подняться на ступень к конечной цели.

И в комнате центра Таджа собрались разные живые существа, и компания их была еще не полна.

Мишель в последний раз повернулся назад и не сходя с места, где находился, приблизился к «Джоханну Калсену». Открыв особым, понятным ему теперь способом, ход в металлическую скорлупу, и не повредив при этом ее целости, он поместил в корабль свою мать и убрал руку. Корабль был теперь готов. Петли, сковывавшие его, упали, словно сухие листья, словно сброшенная старая кожа змеи.

Освобожденный, Мишель повернулся лицом к центру. Голоса звали его, голоса существ, абсолютно свободных, чьи связи с бытием невозможно было порвать никогда. Радом с кармианцем, чей силуэт Мишель узнал по описаниям в приключенческих книгах, стояло свободное кресло.

Мишель сделал еще один шаг, миновав мертвый корпус Директора, и вместе с ним в Тадж вошла жизнь, порожденная Землей. Сам, по собственной воле, Мишель Геулинкс шагнул к столу, за которым собралась компания, чтобы занять свое место в блистающем сообществе живых.

Голос мертвого человека, совершенно живой и ясный, вливался через динамики приемника в кают-компанию «Ориона». Шесть человек, собравшиеся там, — единственные живые люди в радиусе нескольких сотен световых лет, — внимательно слушали. Хотя кое-кто проявлял внимание только потому, что Оскар Шенберг, владелец «Ориона», лично управлявший кораблем в этом перелете, дал понять, что он желает слушать. Карлос Суоми, человек, готовый поспорить даже с Шенбергом и в скором времени так и собиравшийся поступить, в данный момент был в полнейшем согласии с Шенбергом. Атена Пулсон, самая независимая персона из трех женщин на корабле, не возразила. Селеста Серветус выдвинула несколько возражений — но это не имело значения. Густавус де ла Торре и Барбара Хуртадо еще никогда — на памяти Суоми — не возражали в чем-либо Шенбергу.

Голос мертвого человека, который они слушали, не был записан, а просто как бы мумифицирован примерно пятистами годами пространства-времени, которые пролегли между системой Хантера, откуда проходили радиосигналы, и нынешней позицией «Ориона» в межгалактическом пространстве, примерно в одиннадцати сотнях световых лет (или пяти с половиной неделях бортового полетного времени) от Земли. Это был голос Йоханна Карлсена, пять столетий назад возглавившего ушедший в систему Хантера боевой флот, чтобы схлестнуться с разведсилами металлических убийц, берсеркеров, и изгнать их из системы. Это произошло вскоре после того, как он же разгромил основные силы берсеркеров, навсегда подорвав их враждебный потенциал в сражении у темной туманности, называемой Стоунплейс — Каменистое место.

Большую часть пространства в каюте занимали видеоэкраны, и, как всегда, когда их специально соответственно настраивали, экраны, с вызывающим робость реализмом, передавали потрясающий душу вид звездной бездны за бортом. Суоми сейчас смотрел в нужном направлении, но на расстоянии пятьсот световых лет едва можно было без телескопа отыскать солнце Хантера, не говоря уже о сравнительно мельчайших вспышках битвы, которую вел Карлсен в момент, когда говорил эти слова. Слова, которые сейчас раздавались в каюте яхты, — чтобы Шенберг мог мрачно над ними поразмышлять, а Суоми — запомнить и принять к сведению. В напряжении обоих мужчин было нечто, делавшее их похожими, хотя Суоми был мельче и моложе.

— Откуда ты так точно знаешь, что это голос Карлсена? — спросил Густавус де ла Торре, худощавый, темноволосый мрачного вида мужчина. Он и Шенберг сидели в массивных мягких креслах лицом друг к другу, в крайних точках небольшой каюты. Остальные четверо расположили свои кресла так, чтобы их группа образовывала круг.

— Я уже слышал его. Эту самую передачу.

Голос Шенберга был удивительно мягок для человека с такой внушительной внешностью. Но он был, как и всегда, решителен. Его взгляд, как и взгляд Суоми, был обращен к видеоэкранам, в звездную глубину, и он, казалось, очень внимательно слушал слова Карлсена.

— Во время моей последней экспедиции к Хантеру, — тихо продолжал Шенберг, — примерно пятнадцать стандартных лет назад, я сделал остановку в этом районе — где-то на пятнадцать световых лет ближе к системе моего назначения, конечно, — и мне удалось отыскать этот самый сигнал. Я слушал эти слова и кое-что записал даже, как это делает сейчас Карлос. — Он кивнул головой в сторону Суоми.

Карлсен нарушил потрескивающую разрядами тишину радио, сказав:

— Проверь крепления и прокладки люка, если он не герметизируется. Тебе что, сто раз повторять?

Голос был резкий, жалящий, и было в нем что-то, его выделяющее, даже если слова, произнесенные им, были всего лишь жаргоном, не понятным для постороннего, неотличимым от остальных слов, которые произносит командир любой опасной операции в момент руководства.

— Слушайте внимательно, — сказал Шенберг. — Если это не Карлсен, то кто же еще? Во всяком случае, когда я после экспедиции вернулся домой, на Землю, то сверил свою запись с архивными лентами, сделанными на его флагманском корабле, и убедился, что передача та самая.

Де ла Торре шаловливо посвистал.

— Оскар, и никто не поинтересовался у тебя, откуда взялась запись?

— Ха, кому какое дело? Межзвездному Управлению, во всяком случае, никакого.

У Суоми создалось впечатление, что Шенберг и де ла Торре не слишком давно знакомы и плохо знают друг друга. Встретились они в какой-то деловой поездке, связанные бизнесом, а затем подружились, благодаря общему увлечению — охоте. Сейчас этим увлекались немногие. Немногие — на Земле, по крайней мере, планете, которая была родной для всех пассажиров яхты.

— Говорит Главнокомандующий, — раздался голос Карлсена. — Третье кольцо, начинаем. Абордажные команды, начинайте действовать немедленно.

— Сигнал не очень ослабел с тех пор, как я его слышал в последний раз, — задумчиво сказал Шенберг. — Следующие пятнадцать световых лет в направлении Хантера должны быть чисты.

Не поднимаясь с кресла, он набрал шифр материализовавшегося в пространстве между ним и стеной голографического астроатласа, и светописец его добавил на изображение еще один символ. Степень чистоты пространства между ними и целью имела большое значение, хотя сверхсветовой прыжок корабля и происходил вне обычного пространства. Но условия, возникавшие в переходных зонах нормального пространства, оказывали неустранимые эффекты на полет.