Роберт Говард - Конан-варвар

И с этими словами он умер, сжав запекшиеся кровавой пеной губы.

Зашатавшись, барон вскрикнул:

- О, боже! Как жарко! Огонь жжет мои жилы! Он рвет мне суставы! Это смерть! смерть!- и, согнувшись пополам, он рухнул на каменный пол. По телу его пробежала ужасная судорога, конечности его неестественно выгнулись, и он затих, уставившись широко открытыми глазами в низкий потолок.

- Умер!- оторопело произнес Конан, наклоняясь, чтобы поднять камень, выпавший из ослабевшей ладони Уольбросо и теперь пылавший на полу, как сгусток пламени закатного солнца.

- Умер...- отозвался Беллосо, в глазах которого появились злобные и жадные огоньки.

Зачарованный блеском и близостью огромного драгоценного камня, Конан не обратил внимания на затаившего у него за спиной дыхание капитана стражи. А потом что-то с огромной силой ударило ему сзади по шлему, и он упал на колени, забрызгав пол кровью.

Послышался быстрый топот ног, удар и хрип еще одной агонии. Оглушенный, но не до конца лишенный сознания, король Акулонии понял, что Беллосо нанес ему удар по голове железной шкатулкой Зайрата, и череп уцелел чудом - только благодаря шлему. Пытаясь стряхнуть с глаз пелену, он с трудом поднялся на ноги и, шатаясь, пошел к выходу, выхватывая на ходу свой меч. Перед глазами все колыхалось. Двери были открыты, а где-то вдалеке стихали звуки быстрых шагов. Лохматый палач лежал на полу, и душа его, похоже, уже успела отлететь через огромную рану на груди. Сердце Арумана исчезло.

С мечом в руке и с залитым стекающей из-под шлема кровью лицом Конан выскочил из комнаты пыток. Перемахивая через ступени, он услышал доносившиеся со двора крики, звон стали и стук конских копыт. Выбежав из башни, он заметил суматошно мечущихся по двору солдат и визжащих от ужаса женщин. Тяжелые створки ворот были распахнуты, а их охранник лежал на земле с раскроенным черепом, навалившись телом на бесполезную теперь пику. Кони, среди которых был и черный жеребец Конана, сбились в плотную кучу.

- Он сошел с ума!- визжала какая-то женщина, мечась посреди всеобщего хаоса.- Он выскочил, как бешеный пес, и стал рубить направо и налево! Он же потерял рассудок! Где господин Уольбросо!?

- Куда он поехал?- прорычал Конан.

Все, как один, обернулись к нему и недоверчиво оглядели нового незнакомца с окровавленным лицом и обнаженным мечом.

-Куда-то на восток,- продолжала рыдать женщина, а кто-то из солдат ошарашено спросил:

-А это еще кто?

-Беллосо убил наместника!- крикнул в ответ Конан, одним прыжком оказываясь в седле своего скакуна и вцепляясь ему в гриву. Ответом ему был дикий крик, а реакция солдат была именно такой, как он и предполагал: желание закрыть ворота и поймать незнакомца боролись у них со стремлением мчаться в погоню за убийцей и мстить за смерть господина. Как волки, удерживаемые вместе лишь страхом перед бароном, они теперь не чувствовали себя здесь никому обязанными.

Вновь раздалось лязганье стали и женский визг. И во всеобщем хаосе никто и не заметил, что Конан выскочил за ворота и погнал коня вниз по склону. Перед ним простиралась широкая долина, разделенная белым трактом: одна его часть уходила на юг, другая - на восток. И по этой восточной части что есть сил гнал коня все более удаляющийся всадник. В глазах у Конана мутилось, блеск солнца казался густой алой пеленой, и он едва сидел в седле, крепко держась за конскую гриву, но упорно продолжал гнать скакуна вперед.

Над замком, где остались тела наместника и замученного им пленника, показались первые клубы черного дыма, а снижающееся солнце освещало два темных силуэта, во весь опор скачущих по дороге на фоне вечернего неба.

Конь Конана устал, но то же самое можно было сказать и о жеребце Беллосо. Конан даже не задумывался, почему зингариец бежит лишь от одного преследователя, хотя это действительно было странно. Возможно, его гнала непреодолимая паника, посеянная в его душе таящимся в камне безумием. Солнце наконец село за горизонт и в наступившем полумраке белая дорога бледной лентой бежала вперед, теряясь в далеком пурпурном сиянии.

Конь, скакавший уже на последнем пределе своих возможностей, тяжело дышал и ронял клочья пены. В сгущавшемся сумраке стало заметно, что тип местности стал меняться: голая равнина сменилась ольховыми и дубовыми рощами, а в отдалении показались невысокие холмы. Начали мерцать звезды. Жеребец под Конаном хрипел и рыскал из стороны в сторону, но между собой и черной границей приближающегося леса он разглядел размытый силуэт беглеца, что побудило его вновь погнать бедное животное. Пядь за пядью они начали выигрывать гонку. Заглушая стук копыт, откуда-то сбоку, из темноты, донесся громкий испуганный крик, но на него не обратили внимания ни преследователь, ни беглец.

Теперь они скакали почти плечо в плечо и, наконец, въехали в чащу леса. Вскрикнув, Конан поднял меч, заметив повернувшийся к нему бледный овал лица Беллосо и смутный блеск стали во мраке. Противник тоже закричал, и в эту секунду усталый конь короля Акулонии споткнулся и с шумом упал на колени, выбросив из седла ошеломленного всадника. Голова Конана, и без того уже достаточно туманная, ударилась о камень дороги, и густой туман окутал все вокруг, погасив отблески звезд.

Он не мог сказать, сколько времени пролежал без сознания. Но, едва начав приходить в себя, он почувствовал, что его тащат за руку по неровному каменистому грунту и лесной траве. Потом его отпустили, и, видимо, эта встряска окончательно отрезвила его.

Шлем исчез, голова страшно болела, а волосы слиплись от крови. Но он вспомнил, где находится. Большой красноватый месяц ярко просвечивал сквозь ветви деревьев, и было ясно, что полночь уже минула. Значит, он довольно долго лежал в беспамятстве, приходя в себя после падения. Но зато сознание теперь было намного яснее, чем даже во время безумной гонки.

Начав воспринимать окружающее, он с удивлением отметил, что лежит не на обочине белой дороги - да и вообще никакой дороги рядом не было. Он находился на травянистой поляне, окруженной частоколом пней и платановыми зарослями. Он пошевелился, осмотрелся вокруг - и вздрогнул от неожиданности: в нескольких шагах от него кто-то сидел.

По-видимому, это был бред - ведь не могла быть явью эта напряженно застывшая серая бестия, вглядывающаяся в него неподвижными, ничего не выражающими глазами. Конан замер, ожидая, что она исчезнет, как образ из сна. И тут по спине его пробежала дрожь: он вспомнил слышанные им когда-то, передаваемые страшным шепотом истории о существах, населяющих леса у подножия гор пограничья Аргоса и Зингара. Их звали гуллами - это были пожиратели человеческого мяса, дети ночного мрака, потомки дьявольского слияния исчезнувшей и давно забытой расы с демонами подземелий. Говорили, что где-то посреди этой первобытной чащи, в руинах проклятого черного города, во тьме заброшенных гробниц и обитают эти твари... Тело Конана покрылось холодным потом.