Татьяна Грай - Чужие сны

К тому моменту, когда дети ступили на берег, Йинор был уже совсем рядом. Подойдя еще ближе, он сказал девочке:

— Здравствуй.

Она подняла на него серьезные серые глаза и серьезно ответила:

— Здравствуй…

— Добралась, значит… а это кто — братишка?

— Да. Хотя вообще-то он мне племянник. — Всмотревшись в Йинора, девочка чуть заметно улыбнулась и добавила: — А я тебя знаю. Я тебя во сне видела.

— Вот и я тоже, — усмехнулся Йинор. — Ну и что ты собираешься теперь делать?

— Я хочу строить лодки, — уверенно ответила Анораль.

— Что ж, дело хорошее.

— Значит, мы будем жить у тебя, — без тени вопроса в голосе сказала Анораль. — Ну, пошли.

И Йинор, взяв детей за руки, повел их к своему дому. Они доверчиво шли рядом, ничуть не боясь чужака и ни на мгновение не усомнившись в нем.

Анор, к немалому своему удивлению, так и не заболел.

Но он остался совсем один.

Он похоронил, как сумел, родителей, сестер и братьев, племянников… но он не стал хоронить никого из соплеменников.

И теперь кроме него в поселке не было больше ни единой живой души. Все, кто не сбежал в самом начале мора, умерли от неведомой страшной болезни, завезенной торговцами из дальних краев.

Анор почти все свои дни проводил на берегу моря. Он ел рыбу и моллюсков, которых приносили ему дарейты — иногда разводя костер, чтобы зажарить еду на камнях, а иногда обходясь и без огня. И лишь изредка он возвращался в поселок, чтобы побродить по пустым улицам, уже зараставшим бурьяном, посмотреть на мертвые дома, таращившиеся на безлюдный мир провалами черных окон…

Он давно вывел из конюшен и отпустил в степь всех лошадей, и куда они потом подевались — его совсем не интересовало. А других животных в поселке ларитов не было. Бывшие кочевники не любили домашнего зверья.

А потом Анор снова уходил к морю, и часами неподвижно сидел, всматриваясь в картины, которые возникали в его голове. Он видел морское дно, странные растения, качающиеся в медленных придонных течениях, видел огромных многоцветных рыб, видел яростные бури и тишину штилей… И еще он видел дарейтов, живущих, как люди, в каменных домах, стоящих неподалеку от полосы прибоя или высоко на скалах, нависающих над водой… только дома эти не были похожи на человеческие. Это были гладкие белые кубики… но в них царили мир и радость. Анор изо всех сил старался понять, о чем рассказывают ему дарейты, что значат все эти картины — но не понимал. И тогда он начинал просто рисовать на скалах то, что видел.

Он рисовал дома дарейтов, он рисовал их жизнь… и их смерть, в которой тоже все было ему непонятно.

Потому что смертью дарейтов стали странные Существа с прозрачными головами — немного похожие на людей, но блестящие, словно сделанные из железа, неповоротливые, толсторукие и толстоногие… и к их толстым рукам были приделаны короткие трубки, из которых вылетал все разрушающий огонь. От этого огня рушились дома дарейтов, сгорали их наземные сады… и все вокруг превращалось в прах и тлен.

Анор не знал, кому и зачем понадобилось убивать веселых безобидных дарейтов, которые так любили танцевать на берегу и искать на дне раковины-жемчужницы. И в конце концов он оставил попытки разобраться в этой такой чужой для него жизни.

Шли годы, а стареющий Анор все так же старательно рисовал то дарейтов, то жестоких толстоногих… но иногда что-то путалось в его усталой голове, и его воображение сливало дарейтов с теми, кто убивал их… и на скалах у Желтого залива появлялись огромные рисунки чудищ, соединявших в себе черты и тех, и других. Но Анор не замечал, что его рука выводит нечто странное. Ему давно уже было все безразлично.

И однажды на рассвете дарейты, вышедшие на берег, подняли остывшее и окоченевшее тело своего старого друга и унесли его далеко-далеко в море.

И Анор упокоился в толще вод.

Город был до странности тесен.

Машина консула Земной Федерации — широченное темно-синее авто, сверкающее лаком и хромом, — могла проехать лишь по немногим его улицам. Большая часть Столицы, во всяком случае, тот ее район, где размещалось консульство Федерации, была доступна только для велосипедистов, рикш и малолитражек. И для пешеходов. Но иностранным представителям любого ранга местная традиция предписывала передвигаться на автомобиле; тем более — консулам, и тем более — консулу, явившемуся из несусветной дали, из глубин Вселенной. Машину же в распоряжение Елисеева предоставили почему-то только одну — вот это самое сияющее чудище, последнюю модель знаменитой фирмы «Мо». Хорошая машина… просто прекрасная. Но на ней не свернешь в сторону отпарадной магистрали, не заедешь в переулок, не увидишь того, что скрывается в темноватых проездах, ведущих от одного великолепного проспекта) к другому…

Вечер, наступая неторопливо, понемногу завладевал Столицей, и узкие высокие щели улиц, вспыхивая мягким золотистым светом фонарей, казалось, становились еще уже и выше, смыкались над ползущим автомобилем готическими кровлями, сплетались шпилями; а окна — круглые, квадратные, всевозможных форм и очертаний — смотрели удивленно на чужака, следили за ним стоглазым Аргусом. Но не желали ему зла. Просто недоумевали — как его занесло сюда?

Елисеев ехал во дворец Правителя. За рулем авто сидел второй помощник консула — самый молодой представитель Земной Федерации на Ауяне, Даниил Петрович Ольшес. На задних сиденьях размещались все остальные — первый помощник консула, секретарь консульства и социолог. Ольшес вел машину медленно, боясь зацепиться крылом за какое-нибудь архитектурное излишество, торчащее поперек тротуара и зачастую вылезающее на мостовую — портик, пышное парадное… и шипел сквозь зубы. Елисеев наблюдал за тем, как Даниил Петрович выворачивает руль, завидя очередное препятствие, и улыбался. Наконец, когда улица выровнялась и стала немного шире (подъезды ко дворцу загромождать запрещалось), Елисеев спросил:

Даниил Петрович, а почему, собственно, вы так злитесь? Неужели из-за плохой дороги?

— Нет, — усмехнулся второй помощник. — Это я еще не остыл после содержательной беседы. Как вам это нравится, — сердито продолжил он, слегка обернувшись назад и как бы приглашая всех сидящих в машине разделить его возмущение, — они что, за дураков нас считают? Если я не оброс бородой — значит, можно ко мне лезть с такими предложениями? И ведь аргументы каковы! Вам, дескать, еще ждать и ждать повышения, а мы бы вас, дорогой гость, своими мерами возвысили, только согласие дайте!