Алексей Гравицкий - Напоминание

И потекли дни и ночи похожие на дни, и дни похожие на ночи. Пьянки, тоска. Тошно, ой как было тошно Сергею. И единственное, что не дало ему спиться это Марина, да еще Виктор, которого иногда хотелось убить за его дурацкую издевательскую улыбку, за смешки и издевки, за...

Впрочем он по прежнему считал Виктора своим другом и доверял ему на все сто... Нет не на сто, но на девяносто процентов, потому что были вещи, которые он не доверял никому и держал в себе.

Так вот именно Виктор после очередной попойки пришел к нему с утра, когда он еще спал, разбудил и поинтересовался как самочувствие. Самочувствие было видимо не очень, потому что в ответ он услышал дикое неразборчивое мычание.

- Ха! - сказал Виктор и лупанув по потянувшейся сергеевой руке отобрал таблетки, за которыми эта рука тянулась. После этого почти до вечера Виктор слышал от Сергея только трехэтажный мат. Потом, уже вечером, Сергей отошел и поблагодарил друга, на что Виктор ответил, что сам весь день промучился с похмелья, и что теперь надеется на то, что урок пойдет впрок им обоим.

Урок действительно пошел впрок. Вечером собралась компания. Когда появились знакомые стаканы Виктор, сдержанный Виктор позеленел и замахал руками, показывая свой протест, а Сергей подскочил и сметая все, что попалось на пути помчался в туалет.

С тех пор Сергей практически не пил.

Шли дни и ночи похожие на дни, и дни похожие на ночи. Тошно...

"А нет, жить можно", - записал Сергей в свой дневник, когда постучали в дверь и вошла Марина. записал и отбросил тетрадь, и в горле стало сухо, и уже не знаешь о чем говорить, и хочется утонуть в глазах... в ее глазах. И она...

Марина. Несомненно это была любовь с первого взгляда. Да, он влюблен. Он всегда влюблялся с первого взгляда и по настоящему, а потом...

Первый раз это произошло, когда ему было пять лет, а может и пяти не было? Во всяком случае он любил ее, хоть это и смешно звучит, а потом ее отец уехал в командировку и забрал семью с собой. Вернулись они лет через десять, вернулась и она, но она Была уже не та девочка, в которую он влюбился. Это была уже девушка и они уже были друзья.

Светка. Он улыбнулся.

А потом ему уже было девять или десять?

Он с отцом и матерью поехал на юг, куда-то ближе к экватору...

Ее звали Катя и она была дочкой отеля, где они снимали номер. И он влюбился с первого взгляда, как всегда.

Но через два месяца они вернулись домой и больше он ее никогда не видел.

Грустно. Грустно сейчас, когда вспомнил, а тогда он тихонько плакал в подушку от самой горькой, от детской обиды.

А потом в четырнадцать лет... и еще в шестнадцать... и... А, что вспоминать! Главное заключалось в том, что он всегда влюблялся по-настоящему. Это было, как удар, а потом: он любил ее, а она пропадала куда-то, он любил ее, а она любила другого, он любил ее, но сам должен был куда-то уехать, или они разъезжались в разные стороны, или... Да мало ли этих "или"? И каждый раз для него это была трагедия, но это была жизнь.

А теперь была Марина. Его в который раз как громом поразило. И он ходил, как пришибленный. Он молчал, хотя обычно был довольно разговорчив, жил как оторванный от мира и тихонько улыбался своим мыслям. Он молчал по большей части и тогда, когда был с ней и боялся только, что она обидится его молчанию и уйдет.

А она, казалось, видела его насквозь, казалось знала то, чего не знал никто. Только казалось? А может так и было на самом деле?

А он смотрел на нее и боялся, что она тоже пропадет и он ее больше не увидит. Ему стало страшно. Он подскочил в кресле , метнулся в одну сторону, в другую, выхватил откуда-то фотографию, свою фотографию и протянул ей:

- Мариночка, а ты...

Она рассмеялась и протянула ему свою фотокарточку. Он удивленно смотрел на смеющуюся Марину, потом перевел взгляд на такую же смеющуюся Марину на фото:

- А как ты догадалась? - Он снова посмотрел на Марину. Она уже не улыбалась, лицо ее было спокойным, но в глазах стояла боль:

- Я... так должно было быть... я знала... знаю... - из глаз ее потекли слезы. Сергей не стал вдаваться в сумбурные речи, а кинулся утешать ее.

- Я просто хотела, - всхлипнула она. - чтобы у тебя была моя фотография.

Сергей услышав это обхватил ее за плечи, зачем-то потряс, выпалил:

- Мариночка, я люблю тебя! - выпалил и испугался своей откровенности. На миг в комнате все утихло, и этот миг показался Сергею часом, и в голове его уже начали метаться какие-то мысли, отговорки, оправдания.

- А я тебя, - вдруг услышал он.

Это было такое облегчение. Он почувствовал, что теперь все встало на свои места, что все теперь проще, что все теперь легче, что появились темы для разговора, есть что сказать и его прорвало.

В этот вечер он засыпал со счастливой улыбкой, а перед глазами его улыбалась фотография Марины, и улыбка эта, как и фотография, была самой лучшей, самой нежной, самой любимой, самой-самой во всем мире...

...Этот другой мир встретил его неприветливо. Он сидел в вагоне поезда и смотрел в окно на пролетающие мимо деревья, перелески, поля, лужайки, домики.

Он никогда не ездил в поездах и поначалу пришел в восторг. А потом как-то постепенно надоело и стало раздражать, черт его дери, что он тащится? В голову полезли неприятные мысли и воспоминания.

...Вот мама собирает осколки разбитой посуды:

- Сережа, сегодня началась война...

Сегодня началась война... началась война... началась война!.. ВОЙНА! Сегодня - война... - стучало в голове.

Тук-тук, тук-тук, ту-тук ту-тук, ту-тук ту-тук, тук-тук-тук-тук стучали колеса поезда.

...А вот уже на вокзале. Мама плачет.

Светка подруга детства, соседка:

- Сережа, ты мне только пиши... не забывай.

- Хорошо.

Мама плачет. Светка смотрит на него, на нее, снова на него, отходит в сторону:

- Сережа...

- Да, - он подходит к ней. Она встает на цыпочки, тянется к его уху и начинает тихо быстро говорить, а он наклоняется к ней и слышит:

- Бог с ней, со мной... Ты только ей пиши... Маме своей пиши...

- Конечно, -голос его срывается на хрип, а лицо, словно скомкали, исказила страдальческая гримаса. - Посмотри на нее, в каком она состоянии... Само собой, это без вопросов...

И снова: маме пиши... Бог со мной, ты только маме пиши... пиши... пиши-пиши... пиши-пиши, пиши-пиши...

Тук-тук, тук-тук... тутук-тутук, тук-тук, тук-тук...

- Вот тебе и тук-тук! - сказал он сам себе, или не сказал, а только подумал?

Он оторвался от своих мыслей и вернулся к тому, что его окружало. Вокруг весело трепались, где-то пели.

Странные люди эти люди. Война, смерть, трагедия, а они веселятся.

Чему? Как это все нелепо. Но человек так устроен, что не может долго грустить, чтобы не случилось - жизнь продолжается.

Он опять повернулся к окну. Опять поля, опять деревья, опять тук-тук.