Алексей Гравицкий - Сказка про избавителя

Илья вбежал в просторный зал, подлетел к кассе, протянул деньги:

- Студенческий, пожалуйста.

Бабулька-кассирша высунулась из своего окошечка, как рак из раковины, недоверчиво посмотрела на здоровенного Илью, с еще большим недоверием воззрилась а его огромную черную бороду.

- Документы, - в ее голосе звучало сомнение.

Илья вытащил из кармана потертый студбилет, сунул его в окошечко. Кассирша внимательно посмотрела на фотографию, на Илью, изучила печати, росписи. Так уж устроены люди, что привыкли верить бумажке, а не своим глазам. Бабулька протянула билетик, студбилет и сдачу.

- Благодарю, - улыбнулся Илья.

Он отлетел от кассы, будто его ударило током, в три прыжка перемахнул мраморную лестницу, сунул старенькому смотрителю билетик и побежал в направлении, которое указывала табличка с надписью: 'НАЧАЛО ОСМОТРА'.

Кирилл скинул халат и опустился на кровать. Рядом лежала жена, та женщина, которой казалось, что понимает его боль. Наивная.

- Кир.

- У?

- Повернись, когда я с тобой разговариваю. Я не могу говорить со спиной.

Он повернулся:

- Чего?

- Кир, мне страшно. Зачем тебе это нужно?

- Это нужно не мне, это нужно людям.

- Черт тебя задери! - взорвалась жена. - Твои люди приходят и уходят, они забывают тебя. Ты даже благодарности от них не слышишь.

- Мне не нужна благодарность.

- Кир, миленький, но они уходят от тебя счастливыми, а ты... Я одна вижу, как ты тускнеешь день ото дня. Кто тебе сказал, что ты должен принять на себя все беды людские? Кто сказал, что ты должен переживать за них их боль?

- Никто. Наоборот, все говорят, что я этого делать не должен.

- Тогда зачем ты это делаешь?

- Так надо. Я знаю, что кроме меня этого никто не сделает.

- Ты... ты... ты, как Христос, который искупает грехи всего мира.

- Или, как Будда, что ощутил связь с каждой молекулой этого мира. А может я и есть Будда, Христос и многие другие?

- Все шутишь? И шутки у тебя такие же...

А ты между прочим за последние лет десять ни разу не улыбнулся.

- Ты хочешь, чтобы я улыбнулся?

- Да.

- Ладно.

Кирилл посмотрел на жену, попробовал растянуть губы в улыбке, но улыбка получилась вымученная и горькая.

- Кир...

Жена заплакала. Он провел рукой по ее щеке, хотел произнести какие-то слова успокоения, но слов не было.

Она не заметила, как ее ладошка оказалась зажата в его ладонях.

- Отдай мне свою боль. Отдай печали, тоску, скорбь. Отдай все то, что скопилось в тебе и мучает тебя.

Отдай, оно тебе не понадобится. Поверь, это не большая потеря, тебе будет легче. Я знаю, верь мне.

Он говорил и говорил, пока все ее страхи не выплеснулись наружу и не перетекли в его сердце. Она всхлипнула и улыбнулась. Он знал, что ей теперь хорошо и спокойно, но он не знал как это, он не мог ощутить этого покоя.

- Я читала про тебя статью в 'Московском комсомольце'. Знаешь, как они тебя назвали?

- Как?

- Избавитель.

- Хм, в этом что-то есть.

- Ты мой избавитель, знаешь, что я тебе скажу?

- Что?

Потом она заснула, а Кирилл встал и прокрался на кухню. Он достал из холодильника початую бутылку водки и попытался залить скорбь, тоску и боль десятков тысяч людей.

Но для этой цель требовалось море водки, а магазины уже были закрыты.

Музей закрывался, но Илья и не думал уходить. Он встал посреди зала, раскинул руки и закрыл глаза. Смотритель, выгонявший увлекшихся посетителей, прошел мимо, будто Ильи не существовало. Потом появилась уборщица. Та вообще прошла сквозь Илью, как сквозь воздух. Потом в зале никого не осталось, погас свет.

Илья шевельнулся, опустил руки, огляделся по сторонам и пошел к стеклянному ящику, закрывавшему ценные экспонаты от пыли и чужих рук. Его рука прошла сквозь стекло, будто того и не было. Сигнализация не сработала. Илья усмехнулся. Его рука под стеклом схватила старинную, залепленную драгоценными камнями, рукоять огромного меча. Илья потянул меч на себя.

Теперь он стоял в зале с мечом в руке, а стекло выглядело так, словно его и не трогали. Илья поднял меч над головой. Неизвестно откуда взявшийся ветер, растрепал его волосы, поиграл бородой, поднял в воздух и вихрем понес из зала. Илья захохотал. Вихрь унесся, унес Илью, а его хохот еще долго гремел, отражаясь от стен и мраморного пола.

Кирилл вышел из дома ранним утром. настолько ранним, что вокруг не было ни души. Он оглянулся, никого не увидел и пошел, легко насвистывая что-то себе под нос.

Его насвистывание оборвал резкий свист.

Кирилл обернулся, там, где минуту назад никого не было, стоял человек.

- Все на свист оборачиваешься? И где только прячется твое самолюбие, гордость наконец.

- Гордость - порок.

- Это они придумали, это искажение истины.

- А истина это то, что придумал Он?

- Я не хочу возобновлять этот разговор.

- А чего ты хочешь?

- Выполнить свою работу.

- Выполняй, я не мешаю, - пожал плечами Кирилл.

Илья усмехнулся, его палец уперся в бегущие по небу облака:

- Он просил передать тебе привет.

- Ему тоже.

- Он сказал, что ты должен прекратить это.

- А я не хочу и не могу этого прекратить.

- Он сказал, что ты должен.

- Он сказал, Он сказал, - передразнил Кирилл. - А Он не слишком много говорит?

- Это ты слишком много говоришь. И ты слишком много себе позволяешь. Ты должен остановится, так Он сказал.

- Нет.

- Что значит 'нет'?

- То и значит. 'Нет' - это значит 'нет', я не откажусь от своих идей, только потому, что Он так сказал. Если Он может переубедить меня, пусть попробует, а давить Он может на меня, сколько влезет, все равно это ничего не изменит.

- Это твое последнее слово?

- Да.

Кирилл не заметил, как оказался в воздухе. Теперь, когда обратил на это внимание, двор, дома, город остались далеко внизу. Он парил среди облаков вместе с Ильей так, будто воздух был их родной стихией.

- Он сказал, что если ты не отречешься, то я должен уничтожить твою оболочку.

- Валяй, я не отрекусь.

Илья выхватил из воздуха огромный старинный меч. Меч нехорошо поблескивал лезвием в лучах восходящего солнца.

- Подумай, еще не поздно отказаться.

- Я же сказал, что не отрекусь.

Заканчивай уже.

- Ну, - Илья с сомнением посмотрел на него. - Я знаю, что такое терять оболочку. Ты уверен, что твои идеи стоят таких мучений? Подумай.

- Я уже подумал.

- Но...

Кирилл вздохнул, протянул руку. Ладонь Ильи оказалась в тисках ладоней Кирилла:

- Отдай мне свои сомнения, отдай свою боль. Отдай. Это не большая потеря. Поверь, тебе будет легче. Я знаю, я знаю.

Терзания душевные вихрем ворвались в него, он содрогнулся. Руки его разжались. Илья стоял в оцепенении, наконец выдавил:

- Спасибо, избавитель.

- Не за что.

Они снова оказались на земле, во дворе у подъезда. Вокруг спал город. Илья легко поднял тяжелый меч. Солнце зло сверкнуло, отразившись в обоюдоостром лезвии. Меч на секунду замер, потом неумолимо, как лавина опустился вниз. Лезвие беззвучно раскроило череп, прошло насквозь через все тело, вышло наружу в паху.