Бернард Вербер - Древо возможного и другие истории

Раздался какой-то шум. Камиль остановился, угрожающе выставив Брюсселианду. Пусть враг только попробует подойти, его ждет отпор.

Темнота изменила город.

Неизвестно откуда взялись существа, приспособившиеся к потемкам так, как чудовища морских глубин приспособились к глубине и черноте океанических впадин.

Ноздри Камиля уловили запах мутанта, по звукам, которые он издавал, можно было догадаться, что животное большое и тяжелое. Тьма привлекала разнообразных монстров, и старый город кишел ими. Они питались нечистотами, их легко было узнать по невыносимому зловонию. Камиль особенно ненавидел почмокивающих. Он встал в четвертую позицию и стал ждать, затаив дыхание.

Монстр прошел почти в метре от него. Камиль не шелохнулся. Он мог ударить животное четыре или пять раз прежде, чем оно опомнится, но он не был уверен в том, что успех зависит от его ловкости. Мастодонт удалился, и лишь омерзительная вонь его дыхания печатью ужаса еще несколько секунд держалась в воздухе.

Камиль осторожно двинулся дальше. И опять его заставил остановиться чудовищный запах какого-то колосса. Монстр слегка задел его, не заметив, но на этот раз Камиль без колебаний ответил ударом.

Миновав еще две улицы, он пошел на север, туда, где раньше был проспект, застроенный богатыми домами, ныне превратившимися в руины. Камиль ненавидел этот разоренный район. Он ускорил шаг, и это едва не стоило ему жизни.

Словно стрела, маленький безмолвный монстр (слепая птица-мутант?) промчался мимо, до крови расцарапав ему щеку. Брюсселианда мгновенно рассекла воздух, но животное с визгом убежало.

Камиль провел рукой по ссадине и попробовал на вкус свою собственную кровь. Это лишь усилило его решимость. Он крепко прижал к себе сумку и пошел вперед, склонив голову, но подняв шпагу.

Брюсселианда откроет ему путь на север разгромленного города.

Вдруг кто-то, чьи шаги были не слышны в гвалте монстров-мутантов, схватил его за руку. Камиль мгновенно повернулся и взмахнул в воздухе Брюсселиандой, пытаясь достать бродягу.

— Ай! — завизжал тот. — Ай, вы что?!

Брюсселианда удвоила натиск.

— Ай! Да прекратите, черт возьми!

Тут появился второй негодяй. Он напал на Камиля сзади и, схватив его за пояс, с нечеловеческой силой приподнял над землей.

Это было слишком даже для Брюсселианды. Камиль чувствовал, как клинок шпаги дрожал в безумной ярости и ярость эта передавалась его руке. Кончиком лезвия она впилась в ступню бродяги, прошила ему левый мениск и, едва тиски разжались, вовлекла Камиля в гибельный танец. Брюсселианда хлестала колосса по лицу и вонзалась в его тело, в живот и в пах. Первый негодяй с воплями уже удрал, второй еле-еле избежал смертельного удара и, задыхаясь, тоже бросился бежать.

В память о светлых временах Камиль бросил им вслед торжествующий крик и с горячей нежностью мысленно поблагодарил Брюсселианду. Они еще раз вместе победили.

Почему погасло Солнце? Почему мир вступил в эру Великой Черноты?

Вдруг откуда ни возьмись появились руки, схватили Камиля и понесли. Спустя несколько минут он очутился перед человеком, от которого странно пахло эфиром.

— Почему вы нападаете на людей, которые хотят помочь вам? — спросил его громкий голос.

— Я защищаюсь, только и всего, — заявил Камиль. — А ты кто такой, что осмеливаешься бросать мне вызов?

— Вас едва не сбила мусоровозка, не говоря о мотоциклах и машинах. А когда кто-нибудь хочет помочь вам перейти улицу, вы бросаетесь бить его вашей белой тростью.

— Какой белой тростью?

— Той, которую вам выдали органы общественного призрения.

— Брюсселианда — это дар богов. Я получил ее, когда спал.

— Признайте очевидное. Вы не можете так жить дальше. Третьей мировой войны не было. Нет разрушающегося мира, погруженного во тьму.

Пауза.

— Погас не свет… а ваша способность его воспринимать. Я — офтальмолог. Ваш оптический нерв однажды ночью претерпел то, что мы называем «фульгурантное перерождение». Вы…

Камиль надеялся, что он не произнесет это слово.

— …слепы.

Все происходило в обстановке строжайшей секретности. Никто и не заметил изменений. «Ферма животных», лаборатория генетических исследований, уже несколько раз добивалась успехов, скрещивая породы и создавая новые виды домашних животных. В каталогах можно было найти «хомяка-попугая», повторявшего все, что он слышал, мурлыкающего «кролика-кота» и миниатюрную «лошадь-мышь», резвившуюся под мебелью.

Теперь «Ферма животных» готовила сенсацию: усовершенствование лучшего друга человека — собаки. Пока что любители этих животных отдавали предпочтение питбулям, ротвейлерам, то есть породам физически сильным, послушным, свирепым. Но, как показали опросы, потенциальные покупатели ожидали от своих собак следующего:

1. Ощущения, что у тебя есть друг.

2. Ощущения, что у тебя есть друг, которого боятся окружающие.

3. Ощущения, что у тебя есть друг, которого боятся окружающие, но который подчиняется своему хозяину.

4. Удовольствия от того, что все поражаются при виде твоей собаки.

«Ферма животных» долго изучала эти ответы, анализировала все факторы и пришла к выводу, что собаку необходимо скрещивать не с волком, а с самим царем зверей, со львом.

Ученые двигались осторожно, шаг за шагом, выводя собакольва. Гривой и длинным хвостом с кисточкой на конце животное походило на льва, но морда и лай у него были собачьи.

Собаколев тотчас же стал популярен. Расчет «Фермы животных» оказался точен: покупателей заинтересовала не собака, а именно лев. Это было престижнее, производило большее впечатление.

— А что, если вместо скрещивания мы просто будем импортировать львов? — предложил один из членов руководства на совещании по стратегическому развитию.

— Но мы занимаемся генетическим конструированием! — возразил президент, генеральный директор. — Если мы будем всего-навсего импортировать львов, каков будет наш вклад?

Член руководства не растерялся:

— Мы внесем свои изменения. Нормальные львы не выдерживают нашего климата и не могут жить в квартире. Мы поработаем с ДНК, чтобы адаптировать их к городским европейским условиям.

Лучшие биологи «Фермы животных» засучили рукава и принялись за работу над львом-мутантом, не боящимся ни холода, ни стрессов, ни городских микробов.

И действительно, в скором времени городской лев стал любимцем публики. Львята были такими милыми. Они были веселее щенков, пушистее котят, они вправду казались подарком природы.

Первым человеком, который гордо прошелся по улицам со львом на поводке, был сам президент республики. Он сразу понял, что его черный лабрадор — это уже не солидно. Главе нации подобал царь зверей. Красновато-коричневый с золотистым отливом лев расположился в Елисейском дворце, одним своим присутствием увеличивая почтение, которое и так внушал всем его хозяин.