Иван Ефремов - Румбы фантастики. 1988 год. Том I

Все больше капель выступало из невидимых пор на поверхности кристалла. Передняя грань его затуманилась, потеряла прозрачность, лицо Студента исчезло, только смутные тени метались в глубине.

Хозяин был поглощен сбором зелья, он уже не кричал, а что-то удовлетворенно бормотал себе под нос, встряхивая время от времени фляжку. Ружье лежало у стены довольно далеко, и я решил завладеть им. В обширной гулкой пещере еще громче разносилось журчание воды, надежно заглушая шаги. Однако Хозяин, словно почувствовал мой взгляд, вдруг резко обернулся и вскочил.

Несколько мгновений мы неподвижно стояли, глядя друг на друга. Каменное лицо Хозяин было лишено всякого выражения, только глаза, казавшиеся раньше выцветшими, светились теперь, будто в капли зелья.

— Нашел-таки, — прохрипел он и, запустив в меня фляжкой, схватил ружье. Выбора не было. Я бросился к нему, перепрыгивая через валуны и зеленоватые лужицы. Хозяин дрожащими пальцами взвел курок и прицелился. Я хотел было пригнуть в сторону, но неожиданно поскользнулся и полетел на землю. В ту же секунду грохнул выстрел, стены пещеры загудели, как от удара гигантским молотом, и принялись перебрасывать друг другу гулкие раскаты. С потолка посыпались камни, пол под ногами завибрировал, и вдруг огромная плита отделилась от стены и стала медленно крениться, закрывая светящийся кристалл. Снова раздался ужасный грохот, и в быстро надвигающейся темноте замелькали падающие вокруг глыбы.

Я поднялся и, прикрывая голову руками, побежал обратно к выходу из пещеры. Воздух был наполнен пылью и каким-то едким густым туманом, но мне, к счастью, удалось сохранить верное направление. Я выбрался в коридор, когда потолок пещеры, потеряв опору, вдруг просел внутрь и рухнул, похоронив и чудесное озерцо, и сверкающий водопад, и до сих пор владеющего всем этим Хозяина.

Коридор тоже оказался завален обломками, карабкаться по ним в полной темноте было ужасно тяжело и страшно. Взбираясь на каждый следующий камень, я боялся, что между ним и потолком не окажется зазора. А когда на другой стороне нужно было прыгать на землю, мне вдруг показалось, что передо мной бездонная пропасть. Грохот обвала между тем то ослабевал, что снова становился сильнее, заставляя дрожать пол и стены коридора.

Наконец впереди показался свет — выход наружу был уже недалеко, завал тоже кончился. Я воспрянул духом и почти бегом пустился вперед.

Неожиданно змеистая трещина разорвала трубу коридора поперек, чуть выше того места, где я находился, и нижняя часть этой грубы, вместе со мной, стала со скрежетом опускаться. Я бросился к быстро задвигающемуся отверстию и едва успел, подпрыгнув, ухватиться за его нижний край. Пальцы с трудом цеплялись за скользкий камень. Все же мне удалось подтянуться и поставить ногу на какой-то выступ, но в этот момент огромная глыба рухнула с потолка где-то у самого выхода и, набирая скорость, покатилась вниз, прямо на меня…

…Возвращение сознания было сюрпризом. Однако еще удивительнее было то, что вокруг меня стояли люди. Живые, настоящие люди. Правда, в одинаковых белых халатах и колпаках. И лежал я не в пещере, и не в лесу, а в больничной палате. И времени прошло, оказывается, очень много.

Меня нашли сейсмологи. Они зафиксировали обвал и прилетели на вертолете взглянуть, что происходит и не требуется ли кому-нибудь помощь.

Помощь требовалась человеку со множественными переломами конечностей, обнаруженному у входа в небольшую глухую пещеру.

Этим человеком был я. Каким образом мне удалось выбраться наружу — неизвестно, но все почему-то спрашивают об этом меня.

К счастью, все это давно позади. Профессор Константинов, дай ему бог здоровья, срастил-таки мои множественные переломы, так что по земле я снова передвигаюсь, хотя и медленно, но самостоятельно.

В милицию я все-таки заявил. Был обнаружен труп Студента, разбитый «газик» и пепелище на месте дома Хозяина. Однако к моим показаниям следствие отнеслось весьма осторожно, принимая, вероятно, во внимание пошатнувшееся здоровье. Я все понимал и поэтому не настаивал.

Но вот недавно, ковыляя по нашей улице, я неожиданно встретил… Доктора. Он узнал меня, посочувствовал и, в конце концов рассказал, чем кончилось дело.

Они, оказывается, почти сразу поняли, что произошло. Но дня три еще жили по заведенному режиму. Потом вдруг оказалось, что кошмары быстро слабеют, а затем и вовсе исчезают. Блатной, однако, нисколько этому не обрадовался. Он все искал у Хозяина запасы зелья, но обнаружил только спиртное. Пробовал заменить одно другим, но остался недоволен и однажды с горя подпалил дом. Пришлось расходиться.

— Впрочем, — рассказывал Доктор, — я недавно видел Занозу, то есть, простите, Светлану, в аэропорту. Она куда-то улетала, по-моему, с мужем… Представительный такой молодой человек…

— Доктор, — сказал я, — по этому делу велось следствие. Вы единственный, кроме меня, свидетель. Ваши показания все решат. Давайте сходим еще раз в милицию?

Вместо ответа он вынул из кармана карточку и протянул мне.

— Вот, возьмите мой адрес. Будет время — заходите на чаек… А показания… Показания я, извините, не дам. Вы ведь на себе эту штуку не пробовали… Все это очень сложно. Очень лично. Человек не способен отказываться от этого по доброй воле, понимаете? Это его счастье. Счастье, каким он его себе представляет… Но в то же время это счастье пьяницы, счастье наркомана, которое все, целиком испытываешь один, не делишь его ни с кем, а на окружающий мир выплескивается вся грязь твоего тела и души… В общем, я рад, что вопрос закрылся сам собой. И как мне ни жаль Студента… А впрочем, прошу меня простить…

Доктор вздохнул, повернулся и медленно побрел по улице.

И была Европа, и была золотая осень, именуемая по ту сторону океана индейским летом, и был солнечный день: день первый.

Фотограф тщательно готовил аппарат. Камера была старинного образца, из тех, что не начинены до предела автоматикой и электроникой — ее хозяин по праву считался незаурядным мастером и в работе полагался лишь на объектив да на то неопределимое словами, что несколько расплывчато именуется мастерством. Или талантом. Те двое за столиком летнего кафе его и не заметили, не знали, что сразу привлекли внимание. Молодые, красивые, загорелые, в белых брюках и белых рубашках, бог весть из какого уголка планеты залетевшая пара, беззаботные влюбленные из не обремененного особыми сложностями столетия.

Он выжидал самый подходящий момент и, наконец, дождался. Пушистые и невесомые волосы девушки красиво просвечивали на солнце, четко обрисовывался мужественный профиль ее спутника, и этот их наклон друг к другу, отрешенная нежность во взглядах и позах, широкая и сильная ладонь мужчины в тонких пальцах девушки, крохотная радуга, родившаяся в узких бокалах, — все и было тем мгновением, которое следовало остановить. Подавив всплывшее на миг пронзительное сожаление о собственной давно растаявшей молодости, фотограф нажал кнопку. Едва слышно щелкнул затвор.