Григорий Гребнев - Пропавшее сокровище

После первого своего визита к Куликовой Волошин ездил на Ордынку еще два раза, но Клавдия Антиповна заболела гриппом и поисками писем Евгении Бельской не занималась. Однако, когда он приехал в третий раз, старушка уже поправилась и нашла письма, но... отдала их "для профессора" какому-то молодому человеку "из музея", который был у нее на днях и также расспрашивал о княгине Евгении Бельской.

Кроме историка Федорова, Стрелецкий никому не рассказывал о византийской антологии и о том, что узнали его молодые друзья на Ордынке. С Федоровым, с Тасей и Волошиным он условился, что они тоже пока не будут разглашать эту историю. Кто же еще мог узнать адрес Клавдии Антиповны и кому еще могли понадобиться письма Евгении Бельской?..

Стрелецкий позвонил в Управление музеями и спросил, направляли ли оттуда кого-либо к гражданке Куликовой на Ордынку для получения некоторой корреспонденции, имеющей большое значение для его, Стрелецкого, научной работы. Из Управления музеями ответили, что "о гражданке Куликовой К.А., проживающей на ул.Б.Ордынке, ничего не известно".

С такими же вопросами старый профессор обратился в свой институт, в различные музеи и в другие научные учреждения. Он получил отовсюду точно такие же ответы, какой дало Управление музеями.

История с письмами Евгении Бельской становилась уже загадочной, и Иван Волошин решил заняться ею основательно. Он еще раз навестил Куликову и стал подробно расспрашивать ее о таинственном "молодом человеке из музея". Но старушка могла дать лишь самые общие сведения о нем:

- Молодой, щуплый, только чуть повыше вас будет. Волосики светлые, реденькие, глазками часто моргает и все кланяется. Говорит вежливо. Одет чисто и вообще, видать, из благородных... За письма очень благодарил и даже деньги хотел дать, да я не взяла. Разве можно? Грех какой...

- А про книжки Евгении Феликсовны он не расспрашивал? - спросил Волошин.

- Спрашивал. Ну, я ему, конечно, показала те французские, что продавать носила, и про старинную книгу рассказала.

- А он что?

- А он говорит: "Как же, как же! Профессор Стрелецкий любит такие старинные книги"... А потом на портрет поглядел. "Очень, - говорит, красивая была дамочка", и назвал ее девичью фамилию...

- Девичью фамилию? - удивился Волошин.

- Да, ведь у Евгении Феликсовны фамилия до замужества была нерусская... Чудная такая... Я уж и позабыла, - сказала Клавдия Антиповна и недоуменно пожала плечами. - И откуда только это все в музеях ваших узнали?..

Волошин задумался.

- Любопытно!.. - сказал он наконец и встал. - Ну ладно. Наверное, найдутся письма Евгении Феликсовны... Поищем.

С Ордынки Волошин направился прямо в управление милиции и попросил, чтобы его немедленно принял заместитель начальника управления...

Читатель уже, наверное, ухмыльнулся и подумал: "Все ясно и понятно. В следующей главе появится весьма энергичный следователь и заведет дело о таинственном похищении писем, имеющих важное научное значение..."

Как знать? Может быть, и появится. Ведь пропавшие письма писал человек, который владел византийской книгой, принадлежавшей когда-то царевне Зое и Ивану Грозному...

Но, пока следователь не появился, автор вновь обратится к "потомку великого конкистадора" Педро Хорхе Кортецу и к "представителю Международного антикварного треста" Джейку Бельскому. Нам пора о них вспомнить, ибо они уже кое-что сделали для осуществления своих смелых планов.

ЛЖЕДМИТРИЙ И ИНОСТРАННЫЕ ГОСТИ

Лютецию Гавриловну Голдышкину все знакомые называли коротко: "мадам". Она была коротка ростом, но широка поперек, не сильна умом, но крепка голосом. Биография ее была весьма пестрой, но лучше всего мадам помнила те дни, когда перед самой революцией она вышла замуж за австрийского графа и русского фабриканта Фридриха-Марию фон Эккель. По этой причине Лютеция Гавриловна до сих пор разговаривала высокомерно и безапелляционно. Так она разговаривала и со своей четвертой дочерью от третьего брака, Лирикой Тараканцевой, урожденной Голдышкиной.

Стоя на кухне перед сковородой с котлетами, мадам грохотала трубным басом так, чтобы ее слышала толстая, ленивая Лирика, сидевшая в комнате:

- Это же просто кошмар! Люди имеют машину, дачу, прислугу, а я, графиня фон Эккель, должна для твоего Тараканцева жарить котлеты!..

После ванны Лирика уже два часа сидела перед зеркалом, накручивала на голове какие-то замысловатые крендели и нехотя отвечала:

- Можешь не жарить. Мы пообедаем в ресторане...

Мадам возмущалась:

- Какие богачи! Жалкие три тысячи в месяц!.. Ты глупа, друг мой! С твоей внешностью можно найти мужа посолиднее, чем твой Лжедмитрий! Какие-то музеи, какие-то глупые картины. Что это может дать?..

Читатель уже догадался, что речь шла о муже Лирики - Дмитрии Павловиче Тараканцеве. За некоторые особенности характера кто-то окрестил его "Лжедмитрием". Эта кличка утвердилась за ним всюду, даже в его семье.

Разговор матери и дочери был прерван телефонным звонком. Лирика сняла трубку и нараспев произнесла: "Алло!", но с таким отчаянным английским акцентом, что у нее получилось: "Хельло-оу!.."

Мадам прислушалась. По кокетливым интонациям она поняла, что дочь говорит с мужчиной.

- Дмитрия Павловича еще нет дома... А кто его спрашивает?.. Знакомый?.. Из-за границы?.. О! Я могу дать его служебный телефон... Ах, уже звонили?.. Да, он дико занят... К нам... Пожалуйста, приезжайте.

- Кто это? - осведомилась Лютеция Гавриловна.

Лирика заметалась по комнате.

- Какой-то знакомый. Иностранец. Не может поймать Лжедмитрия. Хочет поговорить в домашней обстановке.

- Он едет к нам? - с ужасом спросила мадам.

- Да! И не один! Их двое!

Лирика плюхнулась на диван и стала натягивать на свои гигантские икры чулки-паутинку.

- Но я в ужасном виде! - застонала Лютеция Гавриловна.

- Надо убрать хотя бы одну комнату, - скомандовала Лирика. - А я начну искать Лжедмитрия. Ты знаешь, это не так просто.

Увы, она была права: Лжедмитрия Павловича Тараканцева нелегко было найти в бурных волнах деловой Москвы, хотя он присутствовал всюду, где только можно было присутствовать, и даже там, где ему присутствовать было не нужно. По должности он был начальником Музейного фонда, но, будучи одновременно "творческим работником", живописцем весьма оригинального жанра "научной эксцентрики", Тараканцев являлся (какое удивительное слово - "являлся"!):

а) членом бюро комиссии (или секции) научной эксцентрики;

б) членом секции (или комиссии) реставраторов и копиистов;

в)...

ш) членом различных жюри;

щ) членом редколлегий всех изданий его комиссий, а также секций и подсекций.

Математики назвали бы его "многочленом".

Он был не столь трудолюбив, сколь расторопен, и умудрялся не пропустить ни одного заседания, совещания, обсуждения, а на большие собрания прибегал всегда первым, садился в первом ряду (или в президиуме) и слово всегда брал первым...