Евгений Войскунский - Экипаж «Меконга»

Валерка кинулся поднимать автомат. Юра нагнулся над рулевым — тот лежал без сознания, оглушенный ударом. Под его головой растекалась лужица крови.

— Заглуши мотор и выведи механика! — крикнул Юра Валерке, а сам подошел к Рексу.

Рекс, повинуясь команде, неохотно разжал челюсти. Он продолжал скалиться и рычать. Фармаз с трудом приподнялся на локтях. Его грудь была залита кровью. Он злобно покосился на Юру и прохрипел:

— Загер мард…

Подбежали Валя и Рита. Смеясь и плача одновременно, Валя прижала к себе голову пса.

— Милая моя собачка, — бормотала она. — Умница моя…

Между тем мотор смолк. Валерка вывел наверх механика в пестрой рубашке и бараньей шапке, тыча ему в спину дулом автомата. Лицо механика не выражало ни страха, ни удивления. Он просто покорно шел, куда велят.

— В трюм, живо! — скомандовал Юра.

Механик спустился в трюм. Фармаз понуро занес ногу на ступеньку трюмного трапа. Вдруг он обернулся и проговорил на чистом русском языке:

— Отпусти, начальник… Деньги дам. Много денег…

— Д-давай вниз, бандюга! — заорал Юра, заикаясь от злости.

Валерка подтолкнул Фармаза автоматом, и тот скрылся в трюме.

За бортом барахтался и кричал бритоголовый. Ему бросили с кормы длинный канат. Он взобрался на палубу. Его била дрожь. Он беспрерывно кланялся, прижимая руки к груди. Его тоже отправили в трюм.

Рослому иранцу пришлось перевязать разбитую голову. Он пришел в себя, когда Рита накладывала ему повязку. Встал, шатаясь, и, бормоча проклятия, поплелся туда, куда Валерка указал ему автоматом, — в трюм.

— Да, там еще один, в кубрике! — вспомнила Рита.

Черноволосый «страж» спал младенческим сном. Его растолкали, он сел, блаженно улыбаясь и тараща глаза.

— Фармаз-ага? — пробормотал он и огляделся.

— Начальство ищет! — Валерка засмеялся и выпалил азербайджанскую детскую «дразнилку»: — Фармаз-ага гетты бага, гуш тутмага, тут емэга! [62] Фармаз-ага пошел в сад ловить птиц и кушать тут (азерб.).

Теперь вся команда шхуны была в трюме, и трюм был прочно задраен. Юра облегченно вздохнул и обвел взглядом друзей.

— Ну вы, черти босоногие, — сказал он, улыбаясь, — дайте поглядеть на вас… Здорово напугались?

Валя подошла к нему, провела пальцем по его бородке.

— Фу! — сказала она, сморщив нос. — Ты прямо благоухаешь рыбой.

— А вы молодцы, девчонки. Считайте, что я вас поцеловал.

— Это Ритка молодец, — заметила Валя, обняв подругу. — Отчаянная такая… Если б не она…

— Рекс — вот кто молодец, — улыбнулась Рита.

— Все вы молодцы, — заявил Юра. — А мне дайте как следует по шее. Каюсь, это я во всем виноват. — И он нагнул голову, вытянув шею. — Ну-ну, давайте, все по очереди. Я очень прошу.

И все, смеясь, легонько стукнули его по шее.

— А это за то, что ты нас спас, — сказала Рита и вдруг поцеловала Юру.

— А меня? — сказал Валерка и покраснел от собственной дерзости.

Рита засмеялась и поцеловала его тоже, чуть дернув за ухо. Валерка просиял.

— А знаете, что самое смешное? — сказал он возбужденно. — Я совсем не умею обращаться с этой штукой. — Он протянул автомат. — Как из него стреляют?

Юра взял автомат, повертел в руках:

— Английская машинка. А стреляет, наверное, так.

Он высоко поднял автомат и выпустил длинную очередь в воздух.

— Салют! — сказал он и отбросил автомат в сторону. — А теперь пойдем домой. Стоять по местам!

Через полчаса шхуна, кренясь под свежим ветром, побежала на север.

В наш век подсчитано все, даже скорость распространения слухов. Знаменитый популяризатор Я.И.Перельман приводит такой расчет: новость, известная одному человеку, через два с половиной часа будет известна пятидесяти тысячам при условии, что каждый узнавший новость расскажет о ней только троим.

Пожалуй, с еще большей скоростью в городе распространился слух о появлении на улице человека-призрака…

— Полноте! — говорили одни. — В наш век среди бела дня призрак разгуливает по городу? Ну, знаете…

— Невероятно, но факт! — говорили другие. — Человек в обычной одежде, не в какой-нибудь там белой простыне, прошел сквозь мчащийся автобус. Люди видели своими глазами!

Особенно много пересудов шло о странной гибели человека-призрака. Правда, многие утверждали, что он вовсе не погиб. Говорили, что он…

Впрочем, расскажем все по порядку.

Опрятин сидел на Приморском бульваре. Мимо сплошным потоком шли гуляющие: в жаркие летние вечера весь город устремлялся к морю.

Из тира доносились сухие щелчки пневматических ружей. Из музыкальной раковины плыли могучие звуки Первого концерта Чайковского. Охрипший голос, усиленный динамиком, извещал, что морская прогулка — лучший вид отдыха. То ли реклама действовала, то ли погода, но у катерного причала стоял длинный хвост желающих прокатиться по бухте.

На скамейках — ни одного свободного места. Слева от Опрятина ели мороженое и смеялись. Справа — грызли семечки и смеялись. «Весело им! — с неприязнью подумал Опрятин. — Сидят и гогочут!»

Вообще он выбрал не слишком удачное место. Рядом кучка парней обступила пружинный силомер. Они по очереди пытались соединить тугие рукоятки, не сводя выпученных глаз с пестрого циферблата со стрелкой. Стрелка указывала силу в неизвестных единицах.

Звонил звонок, радостно мигали лампочки силомера, парни вышучивали и подстрекали друг друга.

Николай Илларионович никак не мог собраться с мыслями. Такого с ним никогда еще не бывало, и это злило его.

Всего два часа назад он возвратился с острова. Сойдя с моторки на причал, он сразу взял такси и поехал домой. Здесь была его крепость. За ее надежными стенами он отдыхал от дневных дел и забот, от глупцов и завистников, каковыми считал он большую часть рода человеческого.

Но сегодня одиночество не принесло ему обычного спокойствия. Он был потрясен случившимся…

Холодный душ не помог справиться с сумятицей мыслей. Вдруг Опрятин обнаружил, что под левым глазом неприятно бьется жилка. Он внимательно посмотрел на себя в зеркало. Прижал пальцем жилку; она продолжала пульсировать.

Он постоял перед шкафчиками с фарфором. Повертел в руках маленького Будду китайской работы — гордость своей коллекции.

Нет, невозможно одному…

Он поставил Будду на место и, стараясь не смотреть на диван, вышел в переднюю.

На диване еще совсем недавно спал Бенедиктов.

Надо куда-то идти. Опрятин надел соломенную шляпу и пошел на бульвар.

Шарканье ног по аллеям, обрывки разговоров, музыка, всплески смеха. Звонки силомера. Кажется, Бугров имел какое-то отношение к уличным силомерам.