Ф. Ришар-Бессьер - Властелины безмолвия

Снова я продвигаюсь вперед, иду вглубь кладбища и, когда уже близко слышу их топот, прислоняюсь к стене.

Да, теперь я точно пропал! Влип!

Но стоило мне так подумать, как все последующие события понеслись, перегоняя одно другое, и мне ничего не оставалось, как послушно следовать за ними.

Какая-то сила вжимает меня в стену, и я, опершись на каменные выступы, в диком рывке оказываюсь на ее верху, а потом спрыгиваю на другую сторону. Вслед мне несутся грубые ругательства.

Затем была улица под грозой, бег к перекрестку, где задом ко мне стоят полицейская машина с мягко работающим мотором и огромный грузовик для перевозки мебели, припаркованный у тротуара. Я огибаю их и влетаю в широко открытую дверь какого-то здания.

Я в слабо освещенном помещении, где царит легкий запах старых бумаг и приятная свежесть.

Повсюду открытые двери, ведущие в сумрак и тишину.

А снаружи доносится глухой вой полицейской сирены, и эта угроза подталкивает меня к активным действиям. Я вхожу в первую попавшуюся дверь.

Обширное помещение, куда я попал, встречает меня кошмаром теней и застывших силуэтов.

Они тоже… как и могила Ватсона, были частью моего прошлого зловещего сна…

Это они… Восковые манекены!

Они здесь, но на этот раз одеты в костюмы маркизов и маркиз, белокурые парики и платья с кринолинами.

В глубине гримасничает чье-то лицо. Это лицо куклы, склонившейся над фисгармонией. Восковые пальцы, лежащие на запыленной клавиатуре… все те же длинные и костлявые…

Пальцы, принадлежащие… О! Нет… это невозможно…

Только не эти пальцы!.. Нет!.. Только не это…

А тут еще движущаяся тень, которая только что скользнула из-за инструмента. Я, неподвижно застыв, как и эти статуи, с животным страхом смотрю на нее.

— Закрываем, господа, посещение окончено!

Я смотрю на приближающуюся тень и вижу маленького старичка в каскетке с кожаным козырьком.

— Рады, что вы посетили нас… Но, к сожалению, музей закрывается.

Я пытаюсь улыбнуться ему.

— Извините, пожалуйста… я задержался…

— Ничего, ничего, мой друг. Но, к несчастью, уже время, и я должен закрывать.

— Да, конечно… я ухожу.

— Только пройдите, прошу вас, через заднюю дверь. Центральный вход уже заперт, понимаете? Пойдемте, я провожу вас.

Он слеп, как крот, а сощуренные глазки, как бусинки, поблескивают за толстыми стеклами очков.

Конечно, это еще один шанс, как и то, что полицейская машина уже покинула перекресток к тому времени, как я распрощался с хранителем музея.

Гроза кончилась, и появилось солнце, пробиваясь сквозь последние остатки туч. Но жара стала еще сильнее. Я пошатываюсь.

Шансы мои на то, чтобы незаметно скрыться, быстро тают под звуки какой-то варварской шарманки. Вероятно, квартал уже оцеплен полицией.

В скребущем душу вое шарманки прослеживается что-то вроде вальса. И я вдруг оказываюсь на ярмарочном поле и бреду среди толпы, балаганов и музыки.

Я плыву в людском море, как уносимый течением обломок, постепенно засасываемый водоворотами шума.

Тир… шарики… трубки… Скрипя, крутятся колеса с цифрами.

— Восемь!

— Четыре!

— Двенадцать!

Снова и снова повторяется давнишний томительный кошмар… Опять все то же. Я никак не выберусь из него… Хватит с меня! Хватит… Да-да… хватит!

Великие боги! Что же происходит? Опять эти скользящие в толпе и рыскающие по моим следам тени… эти темные одежды… эти…

Одним махом я вскакиваю на платформу крутящейся карусели.

— Эй! Вы! Там!

Такое ощущение, что голос доносится изнутри хриплой шарманки… Раз… два… три… Раз… два… три… Раз… два… три… Вальс… Вальс… Смех и развевающиеся гривы карусельных лошадок… все волнообразно плывет в вечном движении…

— Эй, вы! Вы что, не слышите?! Нельзя ли поосторожней! Вы что, сумасшедший?..

Я с удивлением смотрю на человека, которого только что толкнул. Этот толстенький тип стоит посреди карусели.

— Ты совсем ослеп, парень!

Толпа исчезает… Вальс смолкает. Остается только дорога, которая кружится под ногами… Обжигающее солнце…

Визг шин на шоссе, и опять голос. Но другой.

— Эй, вы там! Что вы делаете? Вы же настоящий самоубийца!

Перед собой я вижу грузовик… голый торс высовывающегося из окошка шофера с лысой, блестящей, как яйцо, головой.

— Ну ладно. Что там у тебя случилось, парень? Ты не в себе?

Этот тип похож на добропорядочного отца семейства. Я даже представляю его себе в окружении кучи ребятишек, занятого пережевыванием теплого бифштекса. Вряд ли он думает о политических интригах в Сайгоне или Сан-Доминго.

Не знаю уж, почему я думаю обо всем этом, в то время как он широко распахивает дверцу кабины и жестом приглашает меня.

— Давай-ка, парень, забирайся сюда. Отдохнешь и забудешь о самоубийстве…

Колеса крутятся, и мы выезжаем из города. Никаких вопросов он мне не задает. Я только слышу, как он сквозь зубы проклинает жару. На остальное ему наплевать. На весь мир и на меня в том числе.

Я прихожу в себя, когда машина тормозит, и слышу голос человека, сидящего рядом:

— Дальше мне не по пути. Надеюсь, тебе уже лучше?

Я киваю, выхожу и дружески машу ему рукой.

Я размышляю. Ко мне возвращаются уверенность и мужество.

Однако меня все больше и больше мучает жажда. Оглядываюсь вокруг и вижу жилье.

Это маленький скромный коттедж, построенный посреди поля. Я замечаю также телефонную линию, выходящую из этого домика.

Конечно, первая мысль — позвонить Валери. Но я еще колеблюсь, взвешиваю риск и наконец решаюсь.

Вхожу во двор, где находится колодец. Осторожно передвигаясь, добираюсь до него.

Двор пуст. Вокруг никого не видно и ничего не слышно.

Больше я не могу противиться, хватаю ведро, опускаю его на цепи в колодец и зачерпываю воду.

С жадностью глотаю, опустив голову в холодную благословенную влагу.

Обернувшись, замечаю маленькую старушку, с удивлением на меня взирающую. Она в черном платье с белым кружевным воротничком. Старушка вовсе не кажется напуганной. Просто ее удивляет мое присутствие.

Я показываю на ведро.

— Извините, но так хотелось пить…

Она улыбается мне своим печеным личиком и тихонько говорит:

— Вода принадлежит только Господу Богу, а других хозяев нет…

— Вы очень любезны, матушка.

— А вы, наверное, очень устали, дружок?

— Да, пожалуй, что так.

Любопытно, что она даже, кажется, рада моему присутствию. Она поворачивается к двери в дом, откуда только что появилась еще одна старушка, копия первой, в такой же вышедшей из моды одежде.

— Гортензия, иди скорее сюда. Его нам послал Господь… Он пришел…

Вторая маленькая старушка пересекает двор, семеня ко мне.

— Слава Господу, — говорит она. — Мы вас ждали! Смотри-ка, Сесилия, он кажется совсем измученным. Бедный мальчик!