Татьяна Апраксина - Цена Рассвета

— Подохнуть хочешь? Тебя же предупредили!

— Не верь ни демону, ни ведьме.

— Оооо… — застонал Бранвен, не представляя, как достучаться до впавшего в очередную «религиозную истерику» придурка. — Да забудь ты это все, давай поговорим, как люди. Вдруг они не соврали? Зачем рисковать? Подумай сам, если есть хоть один шанс из ста, что и нам грозит гибель…

Параллельно он прикидывал, сколько времени потеряет при броске через стол, и что удастся сделать. Пожалуй, стоило сначала прижать Наби к стене, подвинув стол, но Бранвен боялся, что он привинчен к полу. Тогда пришлось бы огибать край, а за это время…

— Убей, я приказываю! — Фархад протянул отбитую руку, вновь демонстрируя ему кольцо. — Властью храма и высшим его знаком!

Бранвен невольно скрипнул зубами. Этому символу он присягал два года назад, получая новую должность. Стоя на коленях, прикасался губами к этому золотому ободку на руке Верховного жреца. В крошечном кусочке золота было сосредоточено все, чему он служил с семи лет.

Кайсё Белл медленно подался вперед, покорно склоняя голову, а потом протянул руку и взял Фархада за запястье. Левой рукой он дотянулся до его челки и резко дернул вниз, вбивая ненавистную рожу «тысячника» в столешницу. Потом для гарантии ударил еще раз.

Фархад не шевелился. Бранвен стащил с его руки кольцо, сорвал ноготь и расцарапал Наби весь палец. Посмотрел сквозь золотой обруч на свет, примерил его на средний палец. Налезало, но с трудом. Бранвен облизал фалангу пальца, а потом стащил кольцо и смял его.

Золото — металл мягкий.

Потом он за волосы приподнял голову Фархада, заглянул в залитое кровью лицо.

— Теперь симптомы черепно-мозговой травмы налицо, — с удовлетворением констатировал он. — И даже на лице.

Бранвен перетащил обмякшее тело на вторую койку, хорошенько закрепил ремнями, а потом приподнял изголовье так, чтобы пациент почти сидел.

Согласно инструкции по оказанию первой помощи при травмах, сопровождающихся носовым кровотечениям.

— Профессор, через час стыковка. Вы там как? — осторожно позвал Анджей. — Мы самое главное так и не выяснили. Что там будет?

— Ох, уже и не знаю… — послышался хриплый, слабый голос. Кантор прибавил громкости. — Дай подумать.

— Вы простите, но думайте не слишком долго…

Через час после неприятного разговора о воспитании экстр пилот принес срочное персональное сообщение для президента. Персонал базы в полном составе был обнаружен на Вольне. Поспешные допросы нарисовали диковатую картинку: все они находились на своих рабочих местах, как вдруг поняли, что уже стоят на улицах городов и поселков, где родились. Истерики, приступа буйства и неизбежной доставки в приемный покой соответствующего лечебного учреждения избежал только врач базы. Он почти сразу отправился в милицейский участок, связался с непосредственным начальником, продемонстрировал себя по видеофону, при помощи милиционеров доказал, что никого не разыгрывает, а действительно находится на планете. Как это случилось, не знает. Стерилизовал инструменты, потом оказался на городской площади. Ничего объяснить не может, что почитает совершенно нормальным в подобной ситуации. Версий не имеет, поскольку привычку строить теории на пустом месте считает признаком некоего расстройства психики, которым, по результатам прошлогоднего обследования, не страдает.

Когда нашпигованных успокоительными средствами орбитальщиков нашли и начали опрашивать, все показали одно и то же. Исключением стал секретарь Владлен Щапов, из безнадежного бреда которого удалось разобрать только, что в зале переговоров оказались посторонние люди. Лечащий врач сомневался, что в ближайшую неделю из трясущегося от ужаса человека удастся выжать что-то более связное.

К этому сообщению прилагалось короткое послание с Синрин: у них случилось ровно то же самое. Правда, им намного больше повезло с показаниями свидетелей. Все отмечали резкий звук и неприятный запах, которым сопровождалось возникновение «буквально из ничего» людей в форме орбитальщиков в коридорах каверн Синрин. Секретарь синринской делегации в истерику не впал и внятно объяснил, что произошло: в стене возник проем, из него вышли двое, убили охранников. После обмена репликами на незнакомом языке, на котором вдруг заговорили и дипломаты, секретарь понял, что стоит у дверей родной квартиры.

Кто автор картины «чудесное явление орбитальщиков народу», ясно было с самого начала. Именно с такого перемещения объектов в пространстве начался контакт с Прагмой. Пугало другое — четверку дипломатов не обнаружили ни на Вольне, ни на Синрин. Искали их тщательно, в этом Кантор не сомневался. Эпизод с разговором на неизвестном языке позволял предположить самое худшее, вплоть до сговора или ранее проведенного Прагмой внедрения. Синринцы выслали к базе роту спецназа, но ранее пяти утра 37 дня, или 15 по счету Вольны, они прибыть не могли.

Кантор не представлял, что обнаружит на базе. Утешало, что на четырех кораблях эскорта летит рота вольнинских космодесантников, их элиты — спецназа. Однако Прагма, с легкостью перебросившая на многие миллионы километров сначала исследовательский бот с персоналом, а потом и двадцать четыре человека, могла с тем же успехом зашвырнуть невесть куда и семьдесят спецназовцев. Хорошо еще, если на Вольну, а не прямиком в светило.

Потом все стало еще хуже. Невидимая гранитная плита упала сверху, переломала все кости и лишила возможности дышать. Дикая головная боль, — такой Анджей не испытывал никогда, хотя с мигренью, профессиональным заболеванием экстр, был на «ты» с двадцати лет, — до рвоты, до судорог. Хорошо еще, что блевать было нечем, кроме желчи — ее он ухитрился сглотнуть. Иллюзия полного паралича, а потом боль в мышцах.

Появившийся через пару минут пилот, которого вой системы контроля жизнедеятельности заставил оставить рубку, нажал несколько кнопок в изголовье ложемента. Сердечное, анальгетик, противошоковое — все, чего требовали надписи на мониторе. Начал он с Чеха, за что Анджей его не винил, но пять минут до того, как пилот принялся за него, показались пятью часами.

— Авария? — спросил Кантор, когда смог дышать.

— Никакой аварии. Вам стало плохо. Обоим. Без причины. Первый раз такое вижу.

— Как профессор?

— Две желтые линии… уже одна, — ответил пилот. — Чтоб мне такое здоровье на пенсии!

Желтая линия — «состояние пациента стабильное, умеренной степени тяжести». Почти нормально, некоторые с такой отметкой на дисплее летят всю дорогу, если неустойчивы к перегрузкам.

— Новостей не было? Сообщений от эскорта?

— Я бы доложил, — обиделся пилот. — Ладно, если что — приду еще. Чуть не обгадился, м-мать…