Татьяна Апраксина - Цена Рассвета

Сухая шершавая ладонь легла ему на шею, другая на лоб.

— Ох, сынок, ну ты себя и уделал…

— От вас хоть где спрячешься, а? — Анджей пожалел, что не закрыл дверь. Секретарь никогда никого не пропускал без звонка, но профессора Чеха это, видимо, не касалось.

— Помолчи чуток…

Жесткие стариковские пальцы больно сжали шею сзади, передвинулись к затылку. Боль усилилась, а потом исчезла, словно вытащили занозу. Президент Кантор выпрямился в рост и развернулся, сверху вниз глядя на профессора, который был ему по грудь. Клочья седых волос окружали роскошную, глянцево блестевшую лысину. Зато борода с лихвой восполняла недостаток растительности на затылке.

— Эк тебя скрючило-то. Я и сам на лестнице запнулся, ноги подкосились. Но то я, а тебе лет-то сколько?

— Пятьдесят три, — зачем-то ответил на откровенно риторический вопрос Кантор, потом до него дошло. — Вы-то чего? За компанию?

— Век бы без твоей компании не хворать. Не в том дело, Анджей. Это крест сошелся полностью. Хорошо, значит, живы все. Только они там, а мы здесь…

— Вот именно что они — там. А мы — здесь. Опять будете про чудесные свойства креста экстр толковать?

— А ты попробуй поймать «сетку»… — поднял голову, заглядывая Кантору в глаза, профессор Чех.

Почти забытое уже выражение, которое Анджей не слышал столько же лет, сколько и фамилию Чех, ударило по нервам. Он никогда не называл веер вероятностных раскладов «сеткой». Это выражение умерло вместе с Анной, тридцать с лишним лет покоилось на дне памяти, но надо ж было окаянному старику напомнить!..

— Давайте в кабинет выйдем. Жмемся в сортире, как невесть кто, — сквозь зубы буркнул он.

Профессор плюхнулся в гостевое кресло. Анджей присел на край подоконника, закрыл глаза. Ему уже лет десять не требовались препараты и методы, которыми пользовались остальные. Нет, не десять: восемь. С того года, как он привез Арью в Надежду. Ни алкалоиды, ни кислородная кома, ни даже безобидная углекислотная гипервентиляция. Все получалось само. Веер информационного поля раскрывался перед ним, послушный и покорный.

Задержка дыхания, команда «режим», отданная резким женским голосом, отключение слуха — привычная простенькая подготовка. Мгновение темноты — и должна была раскрыться другая, видимая лишь экстра-вероятностникам, вселенная. Сплетения цветных нитей основных линий бытия, фракталы возможностей, пульсирующие очаги факторов хаоса, жемчужные дорожки мертвых линий…

Вместо этого по глазам больно хлестнула невидимая ладонь, и его сбросило вниз. Жгучая боль опять тяпнула за лопатку, но на этот раз Кантор был готов и отшвырнул ее прочь.

— Вот то-то же, сынок.

— Какой я вам сынок? — стекая по стеклу, выдохнул Анджей. — Замучили, папаша.

— Ну, младшее поколение, как ни крути. «Сетка» закрыта даже на вход, и не понаблюдаешь. Все, как предсказано. Ты решил?

— Да, сейчас распоряжусь насчет вылета.

— Вот и славно, — потряс бородой профессор.

Через пятнадцать минут помятые и отекшие от бесконечных кофепитий заместители выслушивали распоряжения президента.

— Мне — курьерский бот, к нему стандартный эскорт. Пассажирскую экипировку на двоих.

— Но там всего три места?! — подскочил начальник охраны, старый друг Коста, отрастивший неспортивное брюхо и облысевший, как заметил вдруг Кантор. — Два для охраны.

Анджей детально рассказал ему, куда Коста может засунуть охранников и что именно с ними там сделать.

Далее одновременно поднялись со своих мест министры обороны и чрезвычайных ситуаций. Смерив друг друга ревнивыми взглядами, оба заговорили вместе. Анджей мог и не слушать их — и так загодя знал все, что они могут сказать. Оба категорически против. Без президента в нынешней обстановке никак.

Анджей разъяснил им, где и в какой интересной позе видел обстановку, и нынешнюю, и будущую.

— Полномочия я до возвращения передаю госпоже премьер-министру, — солнечно улыбнулся он женщине, которая от удивления стала похожа на сизую псевдосову, разбуженную средь бела дня. Как и эндемичная обитательница полярных областей, премьер-министр встопорщилась и втянула шею в плечи.

— Но как же я…

— А вот как я с вами всеми пять лет трахался, так и вы теперь… поработаете! — с наслаждением бросил он в круглое удивленное лицо.

— Вы не можете! — возопил министр дипломатических сношений.

— Могу, — еще раз улыбнулся Кантор. — Я все могу. К четырем утра жду машину для нас с профессором. А сейчас все свободны. Приступайте к работе, пани временно исполняющая обязанности президента. Желаю удачи!

Битый час Аларья утешала свое белобрысое сокровище. Погрустневший и словно уменьшившийся в объеме Бранвен сидел на койке в ее каюте и монотонно повторял одно и то же:

— Я офицер, а это символ высшей государственной власти. Но я должен был его убить. Но это символ высшей власти, я присягал ему. Но я должен был его убить…

— Кого? — возопила наконец Аларья. — Символ власти, которому присягал?

— Нет, Фархада, — сраженный наповал Бранвен даже не отреагировал на шутку. — Должен был, но не мог… как так вышло?

— Ну вышло, ну что теперь, а?

— Он меня оскорбил. Мою мать. Тебя оскорбил…

— Меня он не оскорбил. Только попытался. Но я, знаешь, как-то не готова оскорбляться бредом сумасшедшего, которому полдня назад своими руками делала уколы. Он же просто невменяемый. У него задвиг на сексуальной почве. Все-то у него шлюхи, понимаешь ли… тоже мне, блюститель нравственности недотраханный!

— Оскорбление от такого не считается? — удивился Бранвен; проповедь возымела успех — по крайней мере, из цикла он вышел.

— У меня лично — не считается! — тоном, не допускающим возражений, заявила Аларья.

К полуночи ненаглядный Бранвен окончательно оклемался и почувствовал себя вполне успокоенным, а вот Аларья едва сползла с койки. Пять шагов по направлению к душевой кабине дались титаническими усилиями. Сексуальная терапия себя оправдала, но отняла все силы.

— Ты куда собрался? — спросила она, выйдя из душа и обнаружив любовника одетым. — Спать пора.

— Что-то мне нехорошо, — признался тот.

— Не удивительно. Ложись, спать будем.

— Нет. Чего-то я не сделал. Останься здесь, запри дверь.

— Прости, дорогой, но лучше я пойду с тобой.

Аларья натянула длинное трикотажное платье, в котором раньше не собиралась выходить за двери каюты, чтобы не смущать умы синринцев разрезами до середины бедра и глубоким вырезом. Теперь уже было все равно. Причесываясь, взглянула на себя в зеркало. Лицо осунулось, под глазами синяки, губы опухли, но физиономия довольная — дальше некуда. «Морда блядская, счастливая. Кошмар Фархада».

Первым делом они постучали в каюту Арьи, но никто не открыл. Аларья прислушалась и обнаружила, что с нижнего уровня раздаются голоса. Тихие, спокойные. Говорили сестра с Фархадом, а потому мирные интонации изумляли. Спустившись, они обнаружили, что Арья, едва не убившая три часа назад консультанта, преспокойно сидит в кресле вольнинской гостиной, Наби — в соседнем кресле, а на столике между ними стоят два бокала и полупустая бутылка с темной жидкостью.