Колин Гринлэнд - Вернуть изобилие

— МОЛОДЫЕ ЖЕНЩИНЫ.

— Прости, пожалуйста?

— ЕМУ НРАВИЛИСЬ МОЛОДЫЕ ЖЕНЩИНЫ. ОН ПРИВОДИТ МОЛОДЫХ ЖЕНЩИН ПОСМОТРЕТЬ НА МЕНЯ.

— Не только меня?

— НЕТ, КАПИТАН. ДВА ИЛИ ТРИ РАЗА — МОЛОДЫЕ ЖЕНЩИНЫ, ОН БУДИЛ МЕНЯ.

— Тогда почему же ни одна из них тебя не взяла?

— УСЛОВИЯ ПРИЛАГАЮТСЯ.

— Да, наверное, так оно и было. Если бы я не спасла ему жизнь, как он упорно твердил, я хочу сказать.

— Если мы будем шагать поживее, ты сможешь взглянуть на нее еще до ленча, — сказал Бальтазар.

Он нахлобучил на голову солнечную шляпу, поверх визора и вылез из кресла, тяжело опираясь на трость. Я знала, что нельзя предлагать ему руку.

— В тот день, когда я приму помощь, я могу с тем же успехом отправляться в постель и никогда больше не вставать, — говорил он.

Только это: трость и озноб с утра и перед сном — напоминали, что Бальтазар Плам остался жив после страшной космической катастрофы и что он уже не тот, что прежде. Теперь он казался старше, меньше был похож на великолепного гранда и больше — на распутного дедулю.

Мы медленно спускались с холма в виноградник, Огонек стремительно порхал вокруг нас, как колибри. За голубыми холмами лежало голубое море. В воздухе стоял запах вина и пчел.

Виноградники были заброшены. В высокой траве за обломками машин стояло что-то размером с небольшой дом. Оно было покрыто просмоленным брезентом.

Бальтазар Плам сделал жест своей тростью. Он не желал показывать мне, насколько утомила его прогулка.

— Раздень ее, — заявил он. — Раздень эту юную леди и посмотри, что у нее есть!

Извини, Элис.

— ДОРОГОЙ БАЛЬТАЗАР. Я ПОМНЮ.

— Что ты помнишь, Элис?

— ЕГО ГОЛОС. СКАЖИ ЕЩЕ РАЗ, КАПИТАН, ТЫ СЕЙЧАС ПРОГОВОРИЛА ЭТО ТОЧЬ-В-ТОЧЬ, КАК ОН.

— «Самая лучшая баржа во всей системе, черт бы ее побрал совсем!»

— ЕГО ГОЛОС. Я ПОМНЮ ВСЕ ИХ ГОЛОСА.

— Все голоса — чьи, Элис?

— ВСЕХ ТВОИХ ДРУЗЕЙ. ЛЮДЕЙ ИЗ ТВОИХ ИСТОРИЙ.

— Ну, они не все были друзьями, Элис. Бальтазар был, но он задался целью устроить мне в тот день веселенькую жизнь. Он заставил меня развязать веревки, державшиеся семь лет, и стащить грязный брезент голыми руками. Я думаю, он хотел меня наказать за то, что я пыталась отказаться от его дара в знак признательности. Или я должна была что-то доказать, поскольку я была женщиной, а утверждала, что всю физическую работу делаю сама. Он был старым человеком из старого мира.

— Все бумаги в доме, — сказал он. — И мозг, я сохранил его в целости. Здесь есть гнезда для четырех роботов. Их, конечно, давно уже нет, но мы можем подыскать тебе что-нибудь.

Я и раньше видела «Кобольды», хотя не помню, чтобы когда-нибудь на них летала. И я сразу увидела, что здесь были внесены кое-какие модификации.

— Мы тут кое над чем поработали с ней, — сказал Бальтазар, указывая тростью на сканеры и солнечную антенну. — Это было перед войной. У нас тогда были большие надежды.

Я показала рукой на инкрустации:

— Что это? — спросила я. — Медь? — Они все окислились, но я подумала, что их можно отполировать.

— Придает ей более авантажный вид, а? — сказал Бальтазар. — А вообще-то, они маленькие уродцы.

Он ткнул тебя тростью.

Я хотела сказать ему, чтобы перестал. Мне хотелось защитить тебя.

Наверное, он знал, что именно это чувство я и буду испытывать, как только приложу руку к «Берген Кобольду». С любой уважающей себя перевозчицей было бы то же самое.

Господи, в каком ты была виде, Элис! В твоих антеннах птицы свили гнезда, а шасси опутывал вьюнок. Земля под тобой была липкой и черной в тех местах, где вытекло все масло. До тебя добрался туман, и твои компрессорные лопасти заржавели, а все швы на шлюзах исчезли.

Я влюбилась в тебя с первого взгляда.

Харон — безрадостное место, инертное, каменистое, неподатливое. Он слабо крадется по маленькой несчастной орбите, словно собирается потереться своим замерзшим телом о холодную чешую своего родителя Плутона.

Но его надежды тщетны. Здесь, на скудной окраине системы, все надежды тщетны. И самой планете, и ее спутнику чужды и безразличны нужды и желания живых. Здесь темно, а лед и желеобразное варево из грязи и метана лучше оставить в неприкосновенности.

Плутон — это конец всего сущего. За ним лежат глубины огромного космического океана — та девственная бездонная пропасть, что всегда слепо стремится в неопределенное. А за ней — звезды.

Как мне удалось установить, когда-то для давно исчезнувшей расы, давшей эти мирам имена своих божеств, Плутон был богом смерти, а Харон — мрачным перевозчиком, который вел бесконечную торговлю, доставляя души усопших в свое мрачное царство. Правильная мысль была у этих древних первобытных племен, подумала Табита Джут, когда шаттл оторвался от палубы, оставив «Фарфоровую Цитадель в Первых Лучах Солнца» неумолимо следовать дальше — вперед, через невидимую границу — и в великую ночь.

Зачем эта шлюпка летит на Харон, ведя на буксире печальные останки «Элис Лиддел»? Табита мрачно смотрела из окна на оловянный шар, подвешенный к пустоте неподалеку от последней планеты. Больше всего он напоминал смазанный маслом шариковый подшипник с пятнышком зеленого, как ярь-медянка, цвета.

— Что это? — спросила Саския. — То, зеленое?

Охранник-эладельди оскалил зубы и провел по ним багровым языком.

— Штаб, — пролаял он.

— На поверхности?

Но охранник больше ничего не сказал.

Табита оставила Саскию смотреть и поплыла назад, к жесткому металлическому сидению. Шаттл продолжал свой путь к замерзшей луне. От одного взгляда на Харон Табиту пробирал мороз, ей было холоднее, чем при взгляде на все бесплодные моря космоса. Солнце было далеким, холодным белым пятнышком, едва отличимым от других белых звезд, и таким же недостижимым.

Табита думала о Бальтазаре Пламе и сердилась на него. Он дал ей корабль «с секретом» и даже не заикнулся об этом. По-видимому, именно по этой причине все отказывались от Элис, зная, что в конце концов попадут в беду. И именно поэтому он ей ничего не сказал.

А, может быть, он и говорил ей, по-своему, да только она не слушала. Он был не виноват. Здесь вообще не было ничьей вины, это все проклятая Капелла со своими строгостями и формальностями. Хотят все держать под своим контролем просто потому, что им так нравится. Власть ради власти. Теперь, когда она познакомилась с одним из них, она поняла, что они именно такие, какими она их считала.

Она их ненавидела.

Табита вытащила свою гармонику и пронзительно затрубила «Блюз Черных Вод».

Охранник прижал уши и зарычал:

— Убериде это!

— Смотри, — сказала Саския, подзывая Табиту к окну.

Серый диск перестал быть ВПЕРЕДИ и теперь находился ВНИЗУ. Зеленое пятно росло. Оно сдвинулось в центр диска и стремительно летело им навстречу.