Колин Гринлэнд - Вернуть изобилие

— ТЫ ИСПУГАЛАСЬ.

— Ничуть.

— ИСПУГАЛАСЬ.

— А ты откуда знаешь?

— Я ЗНАЮ ТЕБЯ, КАПИТАН ДЖУТ, ТЫ ДУМАЛА, МЫ В НЕГО ВРЕЖЕМСЯ?

— Или что он врежется в нас. Похоже, была еще и такая возможность. Как бы то ни было, мне не понравилось, что ты думала, что там что-то есть, Либо там не было ничего, и в этом случае с тобой творилось неладное, и я оказывалась в большой беде, либо там действительно что-то было, и в этом случае неладно было со вселенной, и я попадала еще в худшую беду.

Единственное, о чем я не думала, — так это о «Леонор Казарес». Я ведь тогда не поверила Трикарико и не поверила, когда увидела по АВ рассказ про эту легенду. Не думаю, чтобы я могла назвать тебе даже это имя.

А потом я увидела ее.

Я знала, что ты не могла встретить другой корабль в сверхпространстве. Считалось, что это невозможно. Но она была на сканерах, и я смотрела на нее.

Ее то не было, то она вдруг появлялась. Она зловеще являлась ниоткуда, словно кто-то выталкивал ее через простыню. Я подумала, что у нее какая-то странная форма. Я раздумывала, не попала ли она в какую-нибудь аварию в измерениях, а потом ее неправильно перевели, и она вернулась в искаженной форме. Потом я сообразила, что она была «Фреймахер Куртье», одной из самых ранних моделей, когда на них все еще ставили задние химические двигатели. Что же мог там делать такой старый корабль?

— СИГНАЛОВ НЕ БЫЛО. Я ВСЕ ВЫЗЫВАЛА И ВЫЗЫВАЛА. НА КАЖДОЙ ЧАСТОТЕ, ДО КОТОРОЙ МОГЛА ДОБРАТЬСЯ. НИЧЕГО.

— Мне хотелось пойти посмотреть, но я не отважилась выйти наружу.

— В ПОСЛЕДНИЕ ДНИ ТЫ БОЛЕЕ ОТЧАЯННАЯ, КАПИТАН.

— Да не отчаянная, Элис. Они меня просто выгоняют. Здесь вопрос стоит так: уходить наружу или оставаться внутри и стать такой же ненормальной, как они.

Хотела бы я, что «Леонор» вернулась сейчас. То-то они бы подскочили. Хотя нет, Марко стал бы приставать ко мне с просьбой взять ее на буксир, чтобы продать какому-нибудь антрепренеру на Титане.

А имя ты увидела или я?

— Я. А ТЫ СКАЗАЛА, ЧТО НИКОГДА О ТАКОМ НЕ СЛЫШАЛА.

— Я просмотрела все, что у нас было записано. Потом я вспомнила про корабль, о котором мне рассказывал Трикарико, — корабль, обреченный вечно блуждать по пропасти сверхпространства и никогда не приземляться.

А, вот смотри, хороший отрывок.

«Там она и слоняется, в трещине между пространством и временем, ни прошлым, ни настоящим, ни будущим. Ее двигатели заправлены, все отсеки заряжены, но ничего не жужжит и ничего не сияет.

Экипаж из пятнадцати человек садится вместе за стол трижды в каждый условный день. Пища всегда одна и та же. Они всегда ее ели, они будут есть ее вечно. Каждый измученный моряк избегает смотреть в глаза соседу, воображая, что он один страдает от этого ужасного сознания. Это сегодня начинается страшное заключение? Или они плавали так всегда? В обоих концах стола и на стенах лампы не горят. Пища холодная. Астронавт пытается зажечь трубку, но ему это не удается. Он пытался это сделать всегда, и никогда у него это не получалось. Топливо не загорается, кристалл не искрит.

Члены экипажа пытаются скрыть друг от друга свое беспокойство, они хлопают по столу и распевают веселые песни. Кто-то забыл слова, и все смеются. Он забывал слова, точно те же, вчера и позавчера и два дня назад, каждый день в течение тридцати лет. Хор становится нестройным, вялым. Экипаж прислушивается к разговору, который ведет капитан с их пассажиром, молодым Тибором, сыном владельца, на мостике. До них доносятся одно-два слова, обрывок фразы.

«… спектральные двойники …»

«… такого не может быть. Просто не может ».

«… стабилизаторы. Никакой реакции ».

Члены экипажа, как и все моряки, — суеверные люди. Для некоторых это их первый корабль. Им не нравится то, что приходится пересекать этот район бледного мрака и свернувшейся ртути. Им не нравится этот напряженный разговор шепотом между мастером Лэпемом и капитаном Наумом. Они боятся, что с кораблем что-то, не так. Через минуту боцмана вызовут на мостик. Ему объяснят ситуацию. Будет отдан приказ. Через одну-две минуты они выломают оборудование, чтобы встретить кризис, и все станет ясно: вопрос прикладной силы и технического ноу-хау.

Но на «Леонор Казарес» минуты больше не идут».

Херувима нигде не было видно. Они искали и звали его, пока Табита приводила системы в рабочее состояние. Они снова и снова пытались найти его, но ответа не было. Они ждали так долго, на сколько у них хватило мужества, зависнув в тени темного пиратского корабля, но все было бесполезно. Это благословение, данное шепотом, было его прощальным посланием, и ответа быть не могло.

Кстаска нашел где-то нишу для своего изворотливого хвоста, внедрился в электронику снаружи и подорвал ее всю. Он обрек «Уродливую Истину» плавать темной и мертвой сквозь пустое царство межпланетного пространства, а себя самого — кружить вместе с ней.

По общему согласию они решили не подвергаться больше опасности, ползая по корпусу корабля в поисках Кстаски. Одного трупа, подумала, но не произнесла вслух Табита, вполне достаточно. Она восстановила энергоснабжение в первичной обмотке и тронула корабль с места вперед, подальше от темного корабля-обольстителя. Легким броском они вышли из его тени, оставляя пиратское судно с ухмыляющейся на носу фигурой с вытаращенными глазами все дальше и дальше позади. Постепенно он выйдет на свою последнюю сокращающуюся орбиту, еще один безжизненный кусок металлолома, безмолвно вращающийся вокруг солнца; им было только приятно оставить его там.

Пока мозг Элис приводил себя в порядок и принимал все обычные меры для запуска, капитан и пассажиры сняли скафандры и уселись все вместе в трюме, допивая остатки чая. Марко был угрюмым, и все звуки, которые он издавал, были либо рычанием от ненависти, либо нервными, тоненькими восклицаниями — попытками ободрить и успокоить остальных. Тэл, выведенный из душевного равновесия, отказался сидеть у него на плече, и беспорядочно летал от своего ящика к динамику, а от него — к перилам прохода.

Близнецы Зодиак были безутешны.

— Публика приходила смотреть только на нее, — сказала Саския, — а вовсе не нас с нашими слабыми трюками и песенками. Она… Кстаска… Она была следующим поколением человечества. Она могла летать. Она могла дышать в вакууме. Она могла… она…

Саския замолчала и спрятала лицо на плече у брата.

Марко прочистил горло, сел, наклонившись вперед, сжав руки и положив локти на колени.

— Может быть, кто-то должен сказать несколько слов, — с беспокойством предложил он. — Капитан, э-э-э, я думаю, это должна быть ты.

— Для Абраксаса? — сказала Табита. — Нет.

Она села рядом с ним на сундук, подняв плечи и сжав коленями руки. Поискала глазами серебристо-серый дорожный гроб. Кто-то уже снова накрыл его.